И мелочь это, не заслуживающая внимания, что на дворе даже не день, а раннее утро. Пока братик коня напоит, пока сам с дорожки отдохнет, как раз вечер будет.
— Ну ты, Ива, и впрямь, ведьма. Я и слова молвить не успел, а ты…
— Ванечка, у меня тут твоя матушка была. В гости забегала. Догадайся, зачем?
— Соскучилась? — просиял Иван.
— Жди. За тобой просила присмотреть.
Братец сник и пробубнил:
— А я-то думал…
О! Иванушка, и думать? Даже не подозревала о том, что он умеет это делать. Но раз все же умеет, то может тогда он ответит мне на один животрепещущий вопрос.
— Ванечка, ты скажи, будь человеком, зачем тебе эта Любава? Других что ли девиц нет? Тебе именно невесту князя Черногорья подавай! Только ты учти, если он тебя не убьет, то я задушу своими же руками.
Правда особых иллюзий по поводу убиения братика я не питала. Шейка-то у него как вековой дуб. В общем, даже при желании, особого вреда этому… богатырю я причинить не смогу. И не будь он дурак, сообразил бы, что я безобидна (относительно, конечно, ведь все в этой жизни относительно). Но царевич свое прозвище оправдывал, поэтому испугался и впал в тоску великую. Думаете, повесив буйную головушку, сел рядышком и стал думу думать? Нет, зашел в дом и стал уничтожать съестные припасы. У него степень депрессии прямо пропорциональна голоду. Помнится в шестилетнем возрасте, когда у него деревянная коняшка сломалась, он с горя молочного поросенка съел, да тремя караваями закусил.
— Ваня, уйди с кухни, — подскочила я.
— Я не в кухне, — гулко донесся до меня ответ братика.
Ну, раз не в кухне, значит мой завтрак, хотя бы частично, цел. Слегка успокоившись, уже хотела было сесть обратно на крылечко, но тут меня пронзила догадка. И похолодев, дрожащим голосом вопросила:
— А где?
— В погребе.
— Вон из погреба! Там припасы на зиму! Тебе пять минут полакомиться, а мне всю зиму есть.
— Ну, чё ты, Ив, — невинно поинтересовался братик, вылезая из погреба, небрежно держа в одной руке свиной окорок (немаленький и, кстати, недешевый), а в другой… ой мамочки, синюю бутылочку. У меня аж сердце удар пропустило.
— Хорошее у тебя вино, Ива, — довольно улыбнулся этот Дурак.
— Вино? Вино?! Это не вино!!! Это зелье приворотное. Одна чайная ложка на среднюю тушку богатыря!
— Ив, я тебя люблю.
Что же сейчас будет? Он ведь полбутылки выпил.
— Ой, птичичка, я и тебя люблю. И тебя, букашечка, — затуманенный взор царевича, перейдя от меня к синице, сидящей на кустике, а затем к летающему над нашими головами шмелю, остановился на коне.
— Буян! Буян, друг ты мой верный. Родной ты мой!