— Мария! Ты шо?! Ты…
— Ой, Катерина Сидоровна! Я шла!.. Там плакало! Я туда!.. А там!..
И потянула Катерину за столб, схватила руку с сеткой и потянула.
— Божжжже! Пусти, дурная! Я ж иду…
Я пустила руку Катерины, и бегом до лавки. Шагов десять, и — раз! — прибежала. Почти что упала на дытынку, а замотанную голову с белым капустяным лицом оставила для Катерины.
— Аааа!
Это я так заплакала, вроде я дытынка. Голосом я плакала, а рукой держала ножик в кармане.
«В кармане финский нож» — так в песне.
А у меня было уже не в песне.
Катерина кинула сумочку на лавку, и сетку тоже, и потрогала меня за плечо.
— Дай, я…
Я обхватила дытынку рукой, которая без ножика, и закричала:
— Оно ж мертвое! Холодное!
Катерина б и не хотела, а потянулась до лавки посмотреть. А смотреть же было можно только на капусту, другое было под мной.
Катерина уже дышала мне в самую-самую шею.
Я мотнулась, чтоб выгнать воздух с Катерины от себя, и опять закричала:
— Ой! Голова ж оторванная!
Я отскочила на шаг назад, а Катерина в эту секундочку посунулась до капусты.
На одну-одну секундочку Катерина вкопалась в место. Потом скинула капусту и повернулась до меня.
Катерина открыла свой рот, вроде хотела засмеяться.
Я замахнулась и ударила Катерину ножиком в рот.
У меня рука сильная. Я ж ведра поросятам сколько таскала, и на лозовой тоже тяжелое. Я и в буфете таскала. Я не намечала, чтоб в рот. Я намечала в шею. Получилось бы Катерина сразу без голоса. И пальто б было без дырки. Бандит же понесет продавать, может попросить дороже. А получилось, что в рот.
Да.
Я ударила и закрыла все-все свои глаза.
Я думала, что Катерина уже мертвая, что я посчитаю до десять и открою.
Получилось, что я открыла до пять.
А еще до три я услышала, что Катерина упала. Катерина упала с бу́льками. Когда я считала, я вроде считала эти бу́льки. А я не хотела считать бу́льки, я хотела считать до десять. Надо было закрыть и уши тоже. Я ж не знала. Человеку всему надо учиться.
Я открыла глаза.
С рота Катерины торчал ножик и выходили бу́льки. Натекла большая лужа с крови. Кровь на холоде была горячая. Пара я не видела, было темно, а я знала про горячее.
Кровь текла на снег, и в снеге получилась тарелка. Я подумала, что это тарелка борща. Я подумала, что у меня борщ получается для всего-всего. Я рукой над тарелкой потрусила, вроде досолила.
Верней так. Кровь у Катерины сначала текла на воротник. Катерина, когда падала, упала на свой бок с задратой головой. На пальто крови натекло мало, а на воротник много. Бандит бы воротник срезал, и был бы чистенький. А я не срезала. А как срежешь? Ножик же в роте. Считай, воротник пропал, с меха кровь или что чисто никогда не снимешь.