А Яков уже подскочил, схватил поднос у меня с рук и поставил на стол.
Яков опять сел и сказал мне:
— Изергиль, посыдь хоч хвылынку.
Я села на табуретку напротив Якова.
У меня в голове было уже не горячее, а холодное.
— Яков, или вы мне сейчас скажете, что я вам ничего не должная, или я пойду и скажу, что вы меня научили говорить неправду.
Яков даже не удивился.
— От это ты, Изергиль, молодец! От это ответ человека человеку! А я тебе такое заявляю. Ты мне не должная. А я тебе — сильно должный. И я этот свой долг торжественно клянуся тебе отдать. Ты ж им токо не подавися.
Я встала, взяла поднос и пошла.
«Токо не подавися». Божжжже! Я ж и не такое глотала.
Получилось, что Яков мне угрожал.
Я подумала, что Яков после моих слов может мне сделать?
Я подумала, что если что, так органы разберутся и правильно накажут.
Потом я подумла, что Яков психбольной.
Я много думала про свое. И почему меня с всех сторон обступило?
Конечно, я ничего хорошего не придумала. От думок стало еще хуже-хуже.
Хоть так смотрела, хоть так, хоть не смотрела…
Я тогда думала, что, допустим, если б меня кто-нибудь полюбил, тогда б в одну секундочку все-все стало б.
Я тогда думала, что никто меня не любит, что мне уже двадцать лет, что для девушки это считается возраст.
Есть такие стихи в песне:
Ты смотри никому не рассказывай,
Что душа лишь тобою полна,
Что тебя я в косыночке газовой
Дожидаюсь порой у окна.
Что тоскую, люблю тебя пламенно
И, страдая, хочу лишь тебя.
Ты молчи, все скрывай, точно каменный,
Точно в сердце твоем нет огня.
Никому не скажи, что я нежная,
Что люблю, что грущу, что твоя,
Что сковало нас счастье безбрежное,
Что до смерти твоя буду я.
Если любишь меня, не отказывай,
Об одном только помни всегда:
Ничего про любовь не рассказывай,
Ничего, никому, никогда.
Я уже давно знала такую песню. И знала музыку, и слова тоже. Мне нравлось, что эта песня смелая. Я была за то, чтоб про любовь говорить все-все слова — до самого-самого конца.
Тогда я в своей жизни до конца еще не любила. Мне хотелось, чтоб мне встретился человек… А человек мне не встретился. На меня многие заглядывались — и хлопцы, и мужчины…
Ой, я всегда не могу, если в сердце нету огня… Я лично за то, чтоб любить до смерти…
Я себе решила, что хватит ждать, что надо биться за свое счастье.
Конечно, я решила, что буду биться за Александра Ивановича.
Норинская ж боролась за свое? И я буду — за свое, потому что у человека должна быть большая цель.
По правде, я себе наметила, что не допущу себя до такого стыда, который у Норинской.
Тогда я хорошо подумала и вспомнила, что любовь до Александра Ивановича зародилась у меня с первой секундочки встречи.