Когда я вышел во двор, где водители-немцы ремонтировали автомобили-амфибии, к своему удивлению увидел, что все они вдруг легли на землю по чьей-то громкой команде. Позади меня оказался денщик проживавшего в нашей квартире офицера, который вырвал у меня из рук гранаты и бросил их в стоявшую рядом большую пожарную бочку с водой. После этого он схватил меня за правое ухо и потянул, не обращая внимания на мой крик, через подъезд на третий этаж, к нашей квартире, где сдал меня из рук в руки моей маме, что-то ей объясняя, но я не вслушивался — очень болело ухо.
Было обидно еще и потому, что денщик иногда просил меня поставить цыганские романсы, и в пьяном виде «кайфовал», уткнувшись носом в патефон.
Немка Берта и семья Заграев
На четвертом этаже в нашей парадной жила во время оккупации немка по национальности, Берта. При румынах она вела себя вполне пристойно, получала какие-то пайки, которые были положены немцам по крови — «фольксдойче», перед соседями «не выдрыгивалась», как говорят в Одессе, была почти незаметной.
С приходом немцев ее стало не узнать. Иногда она в компании немецких офицеров спускалась по парадной лестнице на улицу. К подъезду подгоняли несколько легковых автомобилей, и они с песней «Розамунда» выезжали в город, мимо развалок, объезжая воронки от бомб…
Гуляла Берта так, как будто приходит конец света. С соседями, рядом с которыми прожила почти всю предвоенную жизнь, продолжала вести себя как обычно. Могла подкормить колбасой, подпоить шнапсом того, кто ей попадался на кухне под хорошее настроение.
Жилось ей довольно весело. Кутили и гуляли у нее в комнатах все офицеры немецкого штаба, расположенного в нашем доме. Солдаты притащили откуда-то пианино, гитары и ударные инструменты. Иногда в квартире Берты пели, и офицер, поселившийся в нашей квартире, оставив шнапс своему денщику, отправлялся по вечерам «встряхнуться».
Я часто встречал немецких офицеров, поднимавшихся к Берте, или спускавшихся вниз по мраморной лестнице, но никогда не видел, чтобы кто-то из них шатался или бормотал что-нибудь заплетающимся языком. К тому времени я уже знал вкус вина, но, попробовав его, не видел себя со стороны, и кроме денщика никогда не наблюдал пьяных. Денщик же был добродушным и иногда угощал нас с Ленькой леденцами.
Прошли годы, кончилась война. Однажды я шел после занятий в школе по Ришельевской, по дороге купил продукты согласно списку, и размышлял об обеде. На фасадной стороне нашего дома что-то привлекло мое внимание, и я посмотрел вверх. На окне верхнего этажа, рядом с большим полукруглым балконом, стоял во весь рост мужчина, которого я видел до того очень редко. Его иногда выводила под руку соседка по дому по фамилии Заграй, и он медленно, при ее помощи, спускался или поднимался по мраморной лестнице…