Много написано мемуаров нашими полководцами и командирами о своих подвигах на войне. Зато почти нет воспоминаний солдат, которых эти начальники так смело посылали штурмовать немецкие позиции, преодолевать заградительные минные поля и колючую проволоку. Наши полководцы за ценой не стояли, они в своих мемуарах описывали массовый героизм, прикрывая этим свои ошибки и преступления.
Не только в нашем городе, но и по всей стране тысячи безруких, безногих, слепых и умалишенных прославляли гений Сталина и Жукова… Они и в самом деле спорили между собой, маша обрубками рук и ног, в каких сражениях проявилась полководческая гениальность того или иного маршала или генералиссимуса… Спорили до драк. Потом усаживались на какие-то лохмотья под стены домов, и заглядывали в глаза прохожим: «Простите нам, что мы остались живы…»
Праздник Победы был очень шумным. По радиоточке Левитан много раз поздравлял оставшихся в живых… На улицах города толпились одесситы, радуясь победе, весне и солнцу. Не помню демонстраций, но точно отовсюду звучали торжественные слова о салютах в городах-героях и в столице нашей Родины — Москве.
Появилось много пьяных мужчин и женщин, которые наскребли какие-то копейки на дрянную водку без закуски… Танцевали на улицах, выкрикивали здравицы в честь Великого Вождя. Нам, пацанятам, нравилось всё, хотя в тот день не удалось ничем поживится на Привозе. Инвалиды веселились больше всех. Наконец-то Победа! Теперь все будет иначе.
Вечером засияло зарево цветных ракет и раскатилось громкое эхо салюта. Голодно и радостно одновременно, а в глазах людей — надежда…
Никогда наши люди не переставали верить словам Кормчего и его подручных. А они обещали, всегда обещали. После празднования Дня Победы в городе ничего не изменилось. Оказалось, что обманывать всех и долго — можно.
Наша компания продолжала осматривать все закоулки в надежде отыскать что-нибудь съестное или хотя-бы пустые бутылки. Во дворе костела мы нашли вход в подвальное помещение школы № 49, которая еще не работала. Там мы нашли двухъярусную железную кровать, на которой вместо постели были проложены старые газеты.
Была весна, и солнечный свет проникал в подвал. Ничего настораживающего нас не было, но внезапно, как по команде, мы выскочили оттуда и больше в этот подвал не заходили. Скорее всего, там поселились инвалиды войны или просто бездомные, которых в городе было очень много.
Несколько позже в этих подвалах организовали женское общежитие швейной фабрики. Входная дверь этого общежития выходила в сторону развалки, за школой № 117, между костелом и Ришельевской. Молодые работницы фабрики постоянно стирали свой немудреный гардероб в корыте, установленном возле входа в подвал. По поводу скудного выбора вещей никто не задумывался, потому что лучшего никогда не знали.