– Ладно, я просто так… Сейчас, когда мы летим, мы две одинаковые птицы. И летим мы на одной высоте. Только я поднялась снизу, а ты слетел мне навстречу с какого-то облака. Внутри меня что-то открылось во время этого полета, какие-то знания, умения. Жаль, но все это опять пропадет, когда я вернусь в свою чешую. И я опять забуду то, о чем сейчас узнала – то, что внутри моего тела теплится твоя клеточка. Конечно, через несколько недель я и сама пойму, в каком оказалась положении. Если я вернусь… Да, и ты тоже возвратишься в свой рай. А я утром снова стану лягушкой-царевной. Вернее, лягушкой-вдовой.
– Я знаю. Утром в твоей голове будет смутное воспоминание о каком-то волшебном полете во сне, и ты вспомнишь, что встретила меня там, но не вспомнишь, о чем мы болтали, забудешь до поры до времени то, о чем узнала во сне – о своей беременности. Ты будешь думать, что это был просто сон, от которого остался какой-то запутанный клубок воспоминаний.
Она с грустью согласилась – поняла и сама, подтвердив это своим молчанием. Неожиданно мы оказались в черном туннеле и некоторое время летели в нем, все еще держась за руки. Не было больше звезд, только мелькали какие-то тусклые огни, как в метро, и шум похожий будто стоял в ушах.
– Тебе направо, – сказал я, не понимая, откуда я это знаю, когда впереди показалась развилка.
Люба не хотела отпускать мою руку, терять эту хрупкую связь. В глазах ее астральных появилось беспокойство, боль, и был страх расставания. Чувствовалось, что она силилась вернуться обратно к звездам, найти выход из туннеля, но путь наш продолжался неумолимо в одном направлении. Что испытывал я, не так-то просто объяснить. Почему-то вспомнились Валя и Ли. Мои барышни, оставшиеся в раю, тотчас, промелькнув где-то в моем нелепом сознании, как-то отлетели на задний план. Теперь я весь был охвачен тем, что испытал в своем сне. Внутри меня все заполнял огненный ангел – Люба, несущая в своем чреве нашего ребенка, и то, что она мне предложила, если это было предложением, а не случайным намеком. В последний момент разорвался узел наших рук, и мы разлетелись по разным туннелям.
Я открыл глаза. Если бы я был материальным субъектом – человеком, то, наверное, проснулся бы в холодном поту и с сильным сердцебиением. Этой физиологии, конечно, не было, но, стряхнув этот сон (или что это было?) я стал явно другим существом. Семя непонятного желания попало внутрь меня, и тотчас первый росточек тронул своим нежным острием что-то чувствительное в моей душе. Однако все это было лишь еле заметным признаком будущего перелома в моей потусторонней судьбе. Попав сюда в рай, как-то уж не хотелось так вот сразу думать об альтернативе, подсказанной моей Любой. Странно было бы быть и отцом, и сыном самого себя одновременно. Мысль была несколько дикой, непривычной, и я решил пока не думать о себе самом. Образ Любы, однако, заполнил меня, как пустой сосуд вином. Я был пьян от любви, как пел по-турецки Вахтанг Кикабидзе на гибкой голубой пластинке журнала Кругозор.