– Что это значит?! – вырвалось у меня гневное.
В ответ бог лишь холодно сверкнул глазами.
Я инстинктивно попытался закрыться, но вместо этого повалился на землю, крепко зажмурившись и зажав уши руками. В голове загудел гигантский колокол, и этим звуком ворота моего разума смело точно тараном. Внутрь моего естества хлынули потоки раскалённого света: он заполнял каждый уголок моей памяти, начиная с последних и пробираясь всё глубже, к самым первым, а потом и к самым основам моей личности. Всё, чего касалась эта всепроникающая лава, начинало непостижимым образом вибрировать и меняться.
– Нет! – вопил я, не слыша собственного голоса. – Не надо!..
Посторонняя сила безжалостно перебирала содержимое моей души. Свет точно калёным железом прижигал поражённые темнотой участки, превращая меня в подобие поля боя, а я ничего не мог с этим поделать. Словно руки бога одним рывком разорвали мою грудную клетку, чтобы добраться до сердца и понять, как оно работает. Меня выпотрошили, развернули, как сырую шкуру убитого зверя, растянули на стойке и закрепили прищепками уголки, сила Явора теперь соскабливала с меня всё лишнее, нисколько не считаясь с моими желаниями.
Была боль, был страх, но было и кое-что похуже: ощущение, что всё, к чему я привык, уходит. Каждое моё воспоминание переворачивалось, представая с другой стороны, каждая привычка становилась чужой привычкой. Желания, потеряв опору, испарялись, на их месте тотчас возникали новые, но я не мог понять, в чём разница между теми и другими, потому что огрызок моего разума находился отдельно от души. Меня разобрали на части и собирали заново, но уже в другом порядке.
Однако как же стало легко. С плеч словно упал неподъёмный груз. Всё вдруг стало просто и прозрачно. Невиданное облегчение захлестнуло меня, поволокой закрывая тяжкие воспоминания, и мне стало страшно от этого. Я закричал:
– Зачем?! – но, конечно, не получил ответа.
Чужеродная сила ушла, оставив меня в полной растерянности. Исчезла темнота, исчезли лучи света, исчез бог: я больше не понимал, где нахожусь, да и кто я такой тоже не понимал. Всё изменилось, встало с ног на голову. Я судорожно пытался разобраться с тем, во что превратился, но только сильнее запутывался. Вспомнилось ощущение, с которым я появился в Нирионе – сам себе незнакомец, сам себе чужак. Разум метался как муравей по разбитому сапогом муравейнику, в беспомощной панике силясь понять – как же теперь жить?
Тоска и отчаяние ушли без следа. Вместо них осталась лишь светлая грусть: даже воспоминания о Лине больше не причиняли боли. А ещё я поймал себя на том, что вспомнил её лицо в мельчайших деталях, впервые за несколько недель. Как будто исчезла неведомая преграда, которая мешала мне помнить её. И тот ещё вопрос – из чего эта преграда вообще состояла? Может, из отчаяния. А может, из любви. Как бы то ни было – разве получится теперь разобраться?