— Слушай, Андрюха, ты часом не заболел? А то вон уже какую неделю ходишь как чумной. Сам на себя не похож.
В этот момент природная стихия, сжалившись над стариком, пришла на помощь. Сильный порыв ветра распахнул на кухне форточку, с грохотом обрушив оконную раму о стену. Запах жареной картошки с чесночком и еще чем-то, коварно распространяясь по квартире, ворвался в комнату Андрея, а так как он и сам позабыл, когда в последний раз ел, то реакция была незамедлительной.
— Так вот в чем дело, — произнес старик. Еще раз хитро улыбнувшись, он взял его под руку и повел на кухню. — Завтра такой день, надо бы по сто грамм спрыснуть.
Определенно догадываясь, что ста граммами дело не обойдется, Андрей, тем не менее, был вынужден подчиниться «протестам» своего голодного желудка. Для него до сих пор так и оставалось загадкой, почему русские называют «ста граммами» емкость вместительностью в пол-литра и больше. — «Что же у них тогда „пол-литра“?»
— А какой завтра день? — вдруг спросил он, продолжая как загипнотизированный плестись за Тимофеевичем.
— Ну, ты даешь. Девятое мая. День победы, — старик заботливо усадил гостя за стол, в центре которого, между тарелок с домашней консервацией и жареной печенкой, стояла огромная сковорода, издающая тот «завораживающий» запах, что притянул его сюда.
— Если ты еще спросишь, чьей победы, — перед носом Андрея нарисовался пудовый кулак Тимофеевича, — то я тебе с удовольствием все разъясню.
Но у него уже давно не было никакого желания еще о чем-то спрашивать. Внимательно следя за тем, как старик, половиня сковородку надвое, раскладывает по тарелкам «порции по-русски», он еле сдерживал слюну.
— Погодь, — остановил его старик, — не превращай закуску в еду. Сначала тост.
От души налив по полстакана чего-то непонятно-бурого из литровой металлической фляги, Тимофеевич протянул Андрею его порцию.
— Ну, давай. За красный флаг над Пентагоном!!! — выразительно произнес он, вставая из-за стола.
— А что это? — с удивлением разглядывая содержимое стакана, спросил Андрей.
— «Бурбон», — с хитринкой улыбаясь, произнес старик, гадая, когда же тот, наконец, закончит «валять Ваньку». — Как ты его называешь.
— Я вообще-то «бурбон» не пью. Только вино. Белое. Но…— Его взгляд натолкнулся на Тимофеевича, походившего сейчас на героя агитационного плаката геббельсовской пропаганды — «Большевистская угроза шагает по Европе». После чего, быстро пересмотрев свою точку зрения, мигом осушил содержимое стакана.
Внимательно проследив, пока гость не выпьет все до дна, старик последовал его примеру, одним залпом осушив стакан. Ядреный самогон быстро разлился по всему организму, моментально преображая вечер, наполняя его теплотой и уютом.