— Я, пожалуй, еще выпью, — сказал Крис и взял бокал шампанского с подноса проходившего мимо официанта.
Перед тем как гости отправились в столовую, к Ирису тихонько подошла Нова.
— Справа от вас я посадила Хоукинса Ламонта. Он самый интересный человек и уж, безусловно, самый подходящий для вас менеджер. К сожалению, сейчас он не берет новых клиентов, но я чувствую, что вам следует с ним познакомиться. Кого бы вы хотели видеть слева от себя?
— Вас, — не задумываясь, ответил Крис.
По лицу Новы промелькнула легкая тень улыбки.
— Я надеялась, что вы именно так и ответите.
Любовь пришла — и нет ее сильнее.
Любовь явилась с мукою сердечной.
Любовь пришла — ведь это неизбежно.
Любовь пришла — и знаю, что навечно…
Рафилла исполняла печальную песню Сэмми Кана и Джула Стайна. В маленьком, уютном ночном клубе, который она уже начала называть вторым домом, было необычно тихо. Поначалу Рафилла выступала здесь раз в неделю, а теперь уже каждую ночь пела — от популярных американских классических шлягеров до волнующих импровизаций, сочетающих и джаз, и ритмы самбы.
На ней было простое белое платье, длинные распущенные волосы обрамляли экзотически прекрасное лицо. Рафилла пела о жгучей тоске и всепоглощающей страсти. Ее низкий, чуть хрипловатый голос был полон горя и радости.
Выступая профессионально всего год, она уже успела завоевать популярность. И на каком бы языке ни звучали ее песни — на португальском ли (его она выучила в Бразилии), на английском ли, — бразильцы любили ее.
Недавно ей предложили контракт на выпуск пластинки и постоянный номер в популярном телешоу. Рафилла с трудом верила в свою удачу, которая так скоро ей улыбнулась.
Хотя Жоржи упорно пытался воспрепятствовать всему этому, у него ничего не вышло, его невеста предпочла ему карьеру певицы. Месяц назад Рафилла уехала из его особняка, забрав с собой Джон Джона.
— Я могу и подождать, — не сдавался Жоржи. — Ты вернешься ко мне.
Рафилла покачала головой и нежно поцеловала его. Этот поцелуй означал: „Ты найдешь кого-нибудь, кто будет любить тебя сильнее. Чем смогла бы любить я“.
Уходя, она оставила кольцо с громадным бриллиантом и вообще все, что подарил ей Жоржи. Джон Джон воспринял их переезд вполне спокойно. Сейчас ему было почти семь. В нем отразились лучшие черты обоих родителей: высокий для своего возраста, он унаследовал оливковую кожу и высокие скулы Рафиллы, голубые глаза и вихрастые белокурые волосы Криса Феникса.
— Ты такой симпатичный ребенок, — сказала как-то Рафилла, крепко прижав сына к груди. — Почему я такая счастливая?