У лучших подружек не было секретов друг от друга, они были не просто подругами, их связывала незабытая трагедия.
— Моя грудь больше твоей, — заявила Одиль, выпячивая ее для пущего эффекта.
— Вовсе нет, — тут же возразила Рафилла.
— Определенно больше.
— Определенно нет!
— Смотри, — Одиль задрала свитер, демонстрируя крепкие маленькие груди, не стиснутые лифчиком.
— Ха! — воскликнула Рафилла, расстегивая блузку. — А посмотри на мои.
— Потрясающе! — раздался от дверей комнаты мужской голос. — Просто потрясающе!
— Руперт… Негодяй! — закричала Рафилла, стягивая края блузки, а Одиль быстро опустила свитер. — Я же говорила тебе, чтобы ты никогда не входил в мою комнату без стука. Никогда!
— А дверь была приоткрыта, — заметил Руперт Эгертон — сын и наследник газетного магната лорда Сайруса Эгертона.
— Ну и что? — продолжала яростно кричать Рафилла. — Что из этого, черт возьми?
— Гм… а чем вы тут занимаетесь, сравниваете свои прелести? Готов поспорить, что вы лесбиянки.
— Пошел к черту, Эгертон.
— Не пойду. — Руперт присел на край кровати. — Мне скучно.
В свои девятнадцать лет Руперт представлял собой зеркальную копию своего отца, и деда, и прадеда. Портреты этих предков украшали залы замка Эгертонов. Руперт, без сомнения, пошел в них. Высокий, несколько неуклюжий, с копной ярко-рыжих волос, с массой веснушек на желтовато-белой коже и резкими, патрицианскими чертами лица. Единственное, что не унаследовал Руперт, так это фамильное заикание, которым страдали его предки.
Когда мать Рафиллы Анна вышла замуж за отца Руперта Сайруса, Рафилла пожалела, что не умерла. Целый год она отказывалась вообще признавать существование Руперта, вплоть до того дня, когда она каталась на лошади на землях замка Эгертонов, а Руперт подскакал сзади на своей лошади и выбил ее из седла в грязь.
— Я тебя ненавижу! — закричала Рафилла. — Ты глупый, конопатый тупица!
— Я к тебе испытываю то же самое, — крикнул в ответ Руперт. — Ты самовлюбленная, чванливая, темнокожая соплячка. И лучше было бы, если бы ты никогда здесь не появлялась.
Рафилла залилась слезами. Ей было тринадцать, а этому здоровому оболтусу семнадцать. А потом ей никогда не приходило в голову, что и ему тоже неприятно видеть ее здесь.
После этого маленького инцидента они начали общаться друг с другом, поначалу неохотно, но очень скоро выяснилось, что у них много общих увлечений: верховая езда, джазовая музыка, а кроме того, оба терпеть не могли мясной пирог. Как-то вечером они сидели вдвоем в огромном пустом танцевальном зале, и разговор зашел о том потрясении и боли, которую оба испытали в результате потери родителей. Мать Руперта утонула в результате несчастного случая во время прогулки на лодке, ему тогда было семь лет, то есть ему было столько же, сколько и Рафилле, когда ее отец погиб от взрыва бомбы, подложенной террористами.