– А теперь расскажи почему?
– Может быть, я не удовлетворял ее в постели, – улыбнулся он, а его большая теплая ладонь накрыла мои ягодицы.
Я рассмеялась и потянулась.
– Это вряд ли. С известной долей уверенности заверяю тебя, что дело не в этом. По крайней мере, если то, что ты делал со мной, не является заманухой. Знаешь, как, когда открывают новый ресторан, нанимают шикарного дорогого повара, готовят прекрасно, чтобы люди привыкли, начали приходить, полюбили местную кухню, распробовали бы всякие необычности, новые рецепты. Что-то поострее, погорячее, – я улыбнулась и облизнула губы. – А потом – бац, повар в отпуске, кормят быстро, второпях, каждый день одним и тем же. Никаких изысков, знаешь. Картошка с котлетами. Может быть, даже заварное пюре.
– Или быстрая лапша, да? – расхохотался Герман. – Ну-ка, гурман, поворачивайся, я покажу тебе кое-какой рецепт, от которого у тебя ноги подогнутся.
– Будет так вкусно?
– Пальчики оближешь! – добавил Капелин, наклонившись ко мне.
Мои губы болели от поцелуев, но я хотела еще. Я не знала, сколько мне достанется от этого украденного у реальности романа, и не жалела своего тела, бросала его навстречу жадным мужским рукам, гналась за любыми ощущениями, соглашалась на все. Мы же были любовниками. У нас не было будущего, у нас было только настоящее, полученное как бы нелегально, втайне от моего мужа, которому я изменяла на полуторной кровати Германа, под тихий гул летнего города. Эта игра делала все острее и ярче. Ничто не возбуждает так, как то, что досталось преступным путем. Герман тихо прошептал, что хочет сделать со мной дальше, если я, конечно, ему это позволю. Я подумала и кивнула. Герман знал, что наше теплое, заряженное пульсирующим возбуждением счастье выстроено на лжи, но не знал, на какой именно. Я не открывала ему настоящих ингредиентов. Он думал, что дело в моем муже, но дело было во мне.
– Я не хочу, чтобы ты уходила, – прошептал он мне после жаркой молчаливой любви. Гера внимательно глядел на мое лицо, в мои затуманенные наслаждением глаза. Он не дал мне свести вместе ноги, удержал их разведенными в стороны даже после.
– Я тоже хочу остаться, – промурлыкала я, позволяя ему властвовать над моим телом.
– Я даже не хочу, чтобы ты шевелилась, я хочу, чтобы ты так и лежала передо мной как сейчас, раскрытая книга, моя самая любимая страница. Я могу перечитывать тебя снова и снова.
– Читать? Да ты ни слова не увидел, только и делаешь, что рисуешь на полях неприличные картинки, – рассмеялась я.
На стене, на полосатых обоях висели большие круглые часы, они показывали время, которое утекало сквозь пальцы. Было уже половина второго. Мы провели в его квартире несколько часов, я пришла туда сама и сама собиралась уйти обратно. Вчера вечером я позвонила Герману, говорила быстро и тихо, так, словно боялась, что меня могут подслушать. В какой-то степени, это так и было, я боялась разбудить Ваську. Когда у тебя на руках ребенок, которому нет еще и года, разбудить его – самая большая катастрофа, которая только может случиться.