– Ничего себе! – присвистнула Майя. – Неудивительно, что ты решила бросить мужа.
– Ага, бросила – только недалеко он что-то отлетел, – невесело пошутила я.
– А тебе… как сказать… стыдно, что ты его бросила? Испытываешь чувство вины? – спросила Майя. – Что? Чего ты улыбаешься?
– Да нет, Майка, ни черта я не испытываю никакой вины. А ведь должна бы, да? Ведь это же неправильно, и он – отец моих детей, и у жены я его увела, и вообще. Но вся наша жизнь, вся наша психология субъективна, и именно поэтому чувство вины – это не что-то такое неизбежное, это наш добровольный выбор.
– Ты меня потеряла, – рассмеялась Майя. – Добровольный выбор?
– Добровольный, но не всегда осознанный. Наше человеческое сознание – это же сокровенная тайна вселенной, самое большое чудо. Суди сама – мы знаем, что мы существуем. Мы знаем, что мы смертны. Мы не просто чувствуем это, а уверены. Мы умеем отличить прошлое от будущего, умеем заранее просчитать последствия наших поступков. Но делаем все равно все по-своему.
– Ну, это не от осознания, это как раз по дури. Чтобы делать все по-своему, нужно сознание отключить. Инстинкты хищника.
– Конечно, можно попытаться провести границу, но зачем? Сознание против инстинкта. Лев, который в окровавленной пасти держит кисть и пишет Мону Лизу. Чего тут больше?
– Парадокс, разве нет? – спросила Майя.
– Парадокс – это только массив неучтенных данных. Нечто, что делает тебя тобой, а меня – мной. А Сережу – Сережей. Думаешь, меня не удивляет то, что он жарит на моей кухне котлеты? Он не оскорблен, не подавлен, не ищет объяснений и не требует их. Он – Сережа. У него не бывает чувства вины, ему всегда комфортно, его не мучает ни сознание, ни инстинкт. Гармония улитки.
– И никаких вопросов?
– Только по поводу того, где у нас соль, – кивнула я. – На кухне жены, которая вероломно бросила его.
– Под такое настроение, пожалуй, не чай, а коньяк пойдет. Держи. – И Майя протянула мне большой стакан с чаем в железном подстаканнике – такие штуки были только у нее и в поездах дальнего следования. – Значит, Сережу правда не интересует?
– Правда, Майка, переоценена. Правда – как хлорка, делает мир чище, но вреда от нее больше, чем пользы.
– А ты его спрашивала, почему он не злится? Что сам Сережа говорит?
– Что он меня понимает. Что все бывает. И еще много всякой ерунды, в которой, по большому счету, нет никакого смысла.
– А в чем же тогда смысл?
– Я думаю в том, что он меня и сам разлюбил. Или никогда не любил, но эта версия мне нравится куда меньше. Мне кажется, я его никогда и не знала по-настоящему. Мне всегда казалось, что все можно поправить – если найти подходящую к ситуации книжку. Или тренинг. А сейчас я знаю, что «есть вещи, которые я в силах изменить, а есть те, что изменить не в моей власти. И я только ищу мужество принять это и увидеть разницу.