Владимир Иванович Даль (Матвиевская, Зубова) - страница 56

Письма, написанные сестре летом и осенью 1837 г., пестрят жалобами на недостаток времени: «От самого приезда в Оренбург и по нынешний день, - писал Даль 20 июля, - право, как-то все делалось так спешно, густо и суматошно, что я еще не опомнился; зима прошла, весна прошла и лето проходит - а у меня не было еще свободного дня, где бы можно сесть и подумать и опамятоваться. Вот и теперь: пишу к тебе, а сам думаю о другом, передо мною лежит груда бумаг. То большое, то малое, а в голове так пусто и бестолково, что не “схаменешься”, как говорят на Украине».

“Много бы, кажись, в сутках времени, да при дележке не поровну на всех достается: кому делать нечего, у того досугу много, кому есть что делать, у того не хватает часу”, - таким, похожим на пословицу, высказыванием начинается письмо к сестре от 4 октября. Заканчивается оно примерно тем же: “Время у меня изорвано на клочки и я не могу приняться ни за что порядочное; чтобы написать что- нибудь... и потолковее, надобно месяц-другой не отрываться и не развлекаться. Поэтому... пишу повести, сказки, как письмо это, урывками и думая о другом. Запасов у меня наготовлено много; дай Бог, пожить еще на свете, нарадоваться благоденственным положением моим, которого лучше и счастливее желать было бы грешно, и со временем да помаленьку будем подвигаться вперед”.

Творческий подъем, который В.И. Даль испытал в то время, не покидал его и позднее. Сам он объяснял это особое состояние непрекращающимся воздействием на него А.С. Пушкина. Вернувшись из Петербурга, он писал В.Ф. Одоевскому: “Перстень Пушкина, который звал он - не знаю почему - талисманом, для меня теперь настоящий талисман. Вам я это могу сказать. Вы меня поймете: как гляну на него, так и пробежит по мне искорка с ног до головы, и хочется приняться за что-нибудь порядочное”.

Мысли его в это время были заняты произведением об уральских казаках. Он сообщал сестре, что собирается описать их жизнь, “нрав и быт совсем отдельные, особые, обычаи и отношения мало известные, но замечательные и достойные любопытства”. В цитированном выше письме к Одоевскому речь шла о том же: “У меня давно на уме уральский роман; быт и жизнь этого народа, казаков, цветиста, ярка, обильна незнакомыми картинами и жизнью-самородою; это заветный уголок, который должен быть свят каждому русскому”.

Этот роман так и остался в замысле, но его очерк “Уральский казак” [79], опубликованный в 1842 г. в сборнике “Наши, списанные с натуры русскими”, по праву считается одним из лучших его произведений. В.Г. Белинский писал в “Отечественных записках”, что этот мастерски написанный очерк читается, как повесть, имеющая все достоинства фактической достоверности, легко и приятно знакомящая русского читателя с одним из интереснейших явлений современной жизни его отечества[