ИРЛИ. Отд. рук. 27.368/CXCVI6. Л. 8.], оно явно связано с какой-то конфликтной ситуацией. Чтобы понять, в чем дело, обратимся к мемуарам Е.В. Даль. Она рассказывает, что отец ее, овдовев, оказался завидным женихом, что породило немало интриг и сплетен в оренбургском обществе. Пишет она и о какой-то светской сплетне, оскорбительной для памяти Юлии Егоровны. В письме Перовского также говорится о сплетне, вот его текст: «10 июня 1839. С людьми, которыми я дорожу, не могут быть мне в тягость ни письменные, ни словесные объяснения, но я далеко предпочитаю последние; если бы, когда я спрашивал вас о причине вашей чрезмерной ко мне холодности, вы решились переговорить со мною откровенно, то вероятно (избегли) бы мы оба сего положения, для вас тягостного, для меня еще до сих пор загадочного, хотя теперь я уже начинаю видеть, что отвращение ваше к кочевке имеет непосредственную связь с отвращением собственно от меня. - С того времени, как начал я замечать холодное, принужденное и до крайности учтивое ваше со мною обращение, я часто сам себя допрашивал: чем, как и когда мог я произвесть такую в вас перемену? Совесть всегда отвечала, что дружеское мое к вам расположение с моей стороны никогда не было нарушено; чувства мои к вам оставались те же. Я по-прежнему отдавал полную справедливость и уму, и сердцу, и вашей душе; и так замечаемую в вас огорчительную для меня перемену оставалось приписать влиянию постигшего вас несчастия. Я жалел о вас, жалел, что с душою твердою и высокою, вы без борьбы дали себя раздавить злой судьбе. Но между тем как я о вас жалел, а обвинение не приходило мне на мысль, вы меня обвиняли. В чем? - Этого я и теперь еще ясно не вижу. В письме своем вы говорите: “вы может быть и сами не захотите отдать меня снова на общую потеху?” - “Все люди с жадностию кинулись воспользоваться беспомощным моим положением и проч. и все это могло случиться без всякой помехи - это больно”.
Из этого и из многих других слов вашего письма я должен заключить, что вы обвиняете меня в каком-то общем против вас заговоре, - я отдал вас на общую потеху, - я не помешал людям безжалостно терзать вас! - Любезный Даль! Я никогда ни письменно, ни словесно никогда не обманывал, а потому надеюсь, что вы поверите мне, когда я поклянусь вам честию, что мысль смеяться над вами или отдавать вас другим на посмеяние никогда меня не касалась; если же, по вашему мнению, я виновен в том, что не воспретил того другим, то на это отвечу вам, что в то время я никак не мог себе вообразить, чтобы сплетня глупой девчонки могла до такой степени сбить с толку умного человека. Вы и тогда, и после обращением своим имели всю возможность доказать нелепость ее вымысла. Если вы этого не сделали из презрения, то зачем же было все это принимать так к сердцу? Зачем до сих пор показывать столько огорчения? Я тогда же сказал вам, с какой точки смотрю на эту глупость. - Но отчего включили вы меня в общую опалу? Если и в этом помогли сплетни, то я бы, кажется, имел полное право не просить, а ожидать от вас, и не через год, а тотчас же, подробного объяснения. Оно бы убедило вас, что если я питаю к кому дружескую привязанность и искреннее уважение, то уж, конечно, этот человек не может быть смешным ни свету, ни мне.