Английский язык у нас преподавала Елена Александровна Романова. Совсем еще молоденькая, только институт закончила. Еленой Александровной мы ее, конечно, не называли, такое в училище не дозволено. Она для нас была «товарищ преподаватель». Только сержант Потанин, не стесняясь, звал ее по имени-отчеству. И так это запросто, как равный с ней. Конечно: человек летал, и не важно, что в хвосте.
Однажды Елена Александровна вызвала сержанта Потанина и попросила его продемонстрировать, как он выучил домашнее задание. Потанин кое-как, не разбери-поймешь, прочитал текст по учебнику.
— Теперь переведите, — сказала она.
— Уж это мы оформим, как стишок! — бойко заявил сержант, листая страницы книги.
Он был уверен. На все тексты ребята ему заранее сделали переводы. Но на этот раз он дал промашку. Перепутал листочки — не то стал читать.
— Не из той оперы, товарищ Потанин, — вежливо остановила его Елена Александровна.
Маневр явно не удался. По классу прошел смех. Но старшина ничуть не смутился. Он держался как вполне порядочный ученик: ошибся, дескать, перепутал…
— Найдем и из той оперы, из какой надо. Оформим, — пояснил он, невозмутимо перелистывая свои бумаги. — Вот вам, пожалуйста…
И только он произнес несколько слов, как курсанты опять засмеялись, а Елена Александровна снова остановила:
— Не угадали, товарищ Потанин.
Но старшину остановить было не просто. Он продолжал и продолжал читать. Елена Александровна глядела на него и улыбалась.
Потом кто-то из курсантов помог сержанту разобраться в бумагах, найти текст, который требовался по книжке.
Двойку она ему тогда не поставила. И я впервые не одобрил ее легкомысленный поступок.
— В следующий раз еще вас спрошу, товарищ Потанин, — спокойно сказала Елена Александровна по-русски.
Пожалела. А нас бы не пожалела! К нам она не была такой милосердной! Но Потанин принял это как должное. Сел на место и снова уставился на нее равнодушными глазами, только скулами немного туда-сюда подвигал и затих. А мы глядели на Елену Александровну как на богиню. Красивая она. Высокая, стройная, гордая. Когда она проходила по коридору, держа в руке плетеную сумочку, курсанты плотно прижимались к стенке и смотрели ей вслед, выворачивая шеи. Наверное, в этот момент каждый мысленно шел с ней рядом. Не знаю, как все, а я шел, двигался. Мы ведь тогда были неотразимы. А Елена Александровна делала вид, что не замечает наших курсантских взглядов. Преподаватель! Красота ее для нас была наказанием, а для нее — властью над нами.
Нам нравилась не только ее походка, но и то, как она говорила, как поворачивала голову на высокой точеной шее, как ставила в журнал оценки, будь то даже и двойки. И на доске она писала красиво. Я заметил, когда она поворачивалась лицом к доске и начинала скрипеть мелом, все курсанты чуть-чуть приподнимались со стульев. Вот салаги! Хотя я тоже приподнимался. Трудно было глаз оторвать. Только Потанин сидел на своей «Камчатке» смирно: рослый, он и без того все видел. Мне так хотелось раздобыть фотокарточку Елены Александровны! Не одному мне, конечно, такого хотелось.