— Ты где там застрял? — поинтересовалась Таня.
— Где, где… Маршрутку же не дождешься… Вот, только приехал…
— У тебя все в порядке?
— Да все, что у меня может быть не в порядке? — спросил я, вытаскивая письмо из пакета.
— Ты чего там — водку пьешь?
Вот ведь нюх…
— Нет, — ответил я с чистой совестью (ибо пил виски) и уставился на конверт, который лежал у меня в пакете. Что за черт?!
— Танюха! — заорал я в трубку. — В комнате есть пакет!?
— Какой пакет?
— Ну, такой черный… Мне нужно было отвезти в Шатунихку письмо из Штатов, а я прихватил какие-то проспекты от «Ив Роше», которыми ты занимаешься! Вот только сейчас обнаружил!
Таня ойкнула.
— Поди, посмотри, где там он лежит, — сказал я.
Американцы сидели тихо. По-моему, они уже все поняли. Поняли, что по дурацкой ошибке я привез им совсем другое письмо. Которое здесь было никому не нужно, и из-за которого по-дурацки погиб человек, пусть даже и гопник.
Таня что-то уж очень долго искала письмо. Я посмотрел на полиэтиленовый пакет. Ну да, точно такой же, с каким я ездил на почту. Самый обычный, черно-серый, с золотистыми полосками. В каждом ларьке такие по пятаку продают… А Татьяна, видно, сегодня же получила по почте корреспонденцию от «Ив Роше» и бросила ее в точно такой же пакет, какой валялся у меня в кабине. Провалиться! Понедельник, похоже удался на все сто.
— Слышишь, Андрей? — раздалось в трубке. — Я что-то найти его не могу…
Если Таня за годы совместной жизни научилась по голосу в трубке определять количество выпитого мною в гостях, то я тоже понимаю некоторые нюансы ее тона. Что-то сейчас в ее тоне было не так. Нет, не то что бы она врала, или юлила. Скорее, я ощущал некоторую подавленность. Словно бы она хотела сделать как лучше, но почему-то была не в состоянии. Как будто ей что-то мешало.
Этому было простое объяснение — засунула письмо куда-нибудь или выкинула. А что — взяла и запихнула по ошибке в мусорное ведро. За Татьяной подобное водится…
— Выбросила, что ли?
— Не знаю… Наверное, — печально протянула Таня. Мне стало ее жалко.
— Ладно. Потом поговорим, поищем. Сейчас пока все, я тут попробую решить вопрос, как мне домой приехать. Такое ощущение, что маршрутки уже не ходят…
И это было совершенно верно — после десяти вечера из пригорода выехать просто невозможно. Впрочем, в пригород тоже. И то правда — зачем куда-то в такое время таскаться простым законопослушным гражданам?
«Простые законопослушные граждане» — один российский и три американских — тем временем решали вопрос о серьезном нарушении закона. Предложение вызвать полицию больше не обсуждалось — оно было отметено еще до начала обсуждения. Евангелисты здраво рассудили, что гнавшийся за мной злоумышленник — без всякого сомнения преступник, а значит, он получил по заслугам. И обратись мы в полицию, то сразу же станем такими же преступниками, если не хуже. Дело кончится тем, что меня отдадут под суд (и хорошо, если я получу только условный срок), а Бэрримора в лучшем случае выдворят из России, чего, по его словам, ну никак нельзя допустить. Иначе у него рухнет карьера, и ему останется разве что покупать дешевый грузовик и подобно мне возить всякую мелочь по зимникам Северных территорий. Я подумал, что это не такая уж страшная участь, но не стал говорить этого вслух.