Возвращаюсь домой голодный, сажусь за стол; жена готовит, дети шумят, стиральная машина адски грохочет. Тогда и я беру пустую тарелку и начинаю стучать ею по столу. Мне не хочется шуметь, но я стучу все громче — я почти доволен. Для полноты счастья включаю телевизор. Теперь порядок: чем тут не завод! Привычка к шуму толкает на необъяснимые, бредовые поступки.
Сегодня воскресенье, я на седьмом небе, радость захлестывает меня: сегодняшний день — только мой. Меня тянет в город, хочется побродить, почувствовать себя наконец свободным… иду на вокзал, прибывающий поезд весь в моем распоряжении. Прибываю в Бари, выхожу на привокзальную площадь с фонтаном: передо мной трамваи, толпящийся народ — и все это мое!
Но блаженство длится недолго. Лезу в карманы за сигаретами. Первая всегда кажется горькой — может, потому, что у меня горько во рту: нынешней ночью я плохо спал. Сразу подступает апатия, тоска, город уже кажется враждебным, ненавистным, он тяготит меня. Повсюду зловоние, тротуары загажены, из подъездов несет гнилью. Меня тошнит.
Покупаю газету, типографская краска пачкает руки. Черные руки, прямо как на заводе. Завод близко, десять минут на трамвае, он зовет, тянет меня, машинально сажусь на седьмой номер, тот, что идет в промышленный район, — и вот я здесь. Колючий воздух, железные листы кровоточат ржавчиной, четыре бродячих пса роются в нечистотах.
Перехожу дорогу. За спиной остается последняя остановка трамвая — в Калабрезе. Идти надо осторожно, недавно здесь грузовик сбил рабочего. На земле тогда осталась только куча кровавых тряпок. Сокращая себе путь, иду полями; навстречу попадаются тощие деревца и грязные лужи. Короткий подземный переход под железной дорогой — и я уже на подступах к Модуньо. Брошенные картонные ящики, следы шин, желтые листья, пластиковые пакеты. Вот и бензоколонка «Аджип», уже видны эвкалипты, что растут возле завода. Да, прямо у заводских ворот большой луг, на нем растут ели, эвкалипты, бугенвиллеи, но я останавливаюсь: ноги не идут! Сил нет глядеть на железную крышу завода, на забор, на красный нос вахтера, на сверкающий чистотой особняк дирекции, на аллею, ведущую в цех, где каждый день для нас, для трехсот рабочих, оборачивается адом. Не хочу идти дальше, не хочу ничего видеть, завод что порченое яблоко: красота снаружи, гниль внутри. Выкуриваю еще одну сигарету, сую руки в карманы и поворачиваюсь спиной к ветру и к цеху.
Снова начинается рабочая неделя — опять в пекло! И выходные-то дни отвратны, чего уж говорить о рабочих. Ты заранее знаешь, что тебя ожидает, и так в течение многих дней, месяцев, лет, — в этом весь кошмар: каждый день — одни и те же движения, одни и те же надоевшие рожи. А бывает и хуже: кто-нибудь переедет тебя на машине или выкинет из дома за то, что не внес в срок возросшую квартплату.