Можно ли забыть о мелочах, которые делали нас счастливыми: о том, как осенним туманным утром выходили пораньше, чтобы собрать дикий цикорий, как после дождя искали улиток, выползавших на каменные ограды вдоль сельских дорог, как до позднего часа при огромной луне болтали на крылечке под стрекот сверчков, как не думали о том, что завтра придется пробивать заводскую карточку. Кто теперь слушает сверчков и нежное кваканье лягушек летними вечерами на болотах? А заварное вино… из него с первым снегом, который заносило к нам холодным ветром с Мурдже, готовили мороженое. Мы брали самый чистый, нежный и пушистый снег, что скапливался на балконных перилах. Как забыть эти мелочи, которые ничего не стоили, но объединяли нас, делали лучше. Они и это уничтожили, они все хотят в нас убить, даже воспоминания. Да, понемногу лишают нас памяти с помощью адских темпов, сдельной оплаты, массовой пропаганды общества потребления, всеобщей неразберихи. Не знаешь, откуда ждать удара, поскреби красное — и найдешь черное, поскреби черное — и найдешь красное, все только и думают, как бы нас запутать.
С чего начать? Дел так много! Мне кажется, начинать надо с молодежи, надо бороться за все активные силы, которые плесневеют в провинциальных городках. Не успеешь родиться, как ты уже старик и в жилах у тебя вода. Надо поднять молодежь, которая загнивает в школе от никому не нужной болтовни, загибается под гнетом латинского, риторики, извращенной истории, сомнительной литературы, — надо вовлечь ее в борьбу за спасение Юга, его морей, приходящих в упадок крестьянских хозяйств, скудеющей земли… надо вызволить молодежь, занять ее, направить.
Наше общество гниет изо дня в день, политические партии не в силах добиться реформ, создать основу для упорядоченной, свободной для всех жизни. Они боятся потерять голоса, ради которых живут, они просто в ужасе, что могут потерять голоса: ведь если они поведут себя так, то выиграют правые — это не годится; если иначе, то выиграют левые, а это тоже не подходит; если же совсем наоборот, то выиграет центр, следовательно, и это ни в какие ворота не лезет… А между тем вся система распадается, растет напряженность, насилие.
Я живу в новом многоэтажном доме, большинство обитателей из рабочих и служащих стали синьорами, по крайней мере с виду. Женщины нарочно оставляют двери открытыми, чтобы можно было позавидовать их квартирам. Холл с непременной аркой — сейчас поветрие на арки, чем больше у тебя арок, тем больше ты чувствуешь себя синьором. В холле зеркало стиля ампир на венецианской подставке; повсюду навалом безделушки, у каждого их по горло. Люди захламляют дома множеством бесполезных вещей, чтобы вознаградить себя за недавнюю бедность, и покупают, покупают изо всех сил, так что потом становится не на что жить, зато каждый считает, что перехитрил другого. А на самом деле мы обкрадываем самих себя. В квартирах ревут электрополотеры, на балконах с утра до вечера жарится на электрогрилях мясо, под балконами местечка не найдешь для машины. Люди хватают все, самое последнее барахло, и думают, что они в выигрыше. Не понимают они, что их выигрыш — это более реальные вещи долгосрочного назначения: общественные службы, транспорт, школы, вода для сельского хозяйства, больницы, ясли…