Торговцы открытками и табаком выручали в эти дни кучу денег. Цветы продавали на килограммы. Мальчишки подбирали с земли самые чистые и тоже зарабатывали. Тротуары были засыпаны разноцветными кружочками бумаги; всеобщее веселье не знало границ. Больше всех осаждали, разумеется, первую красавицу. А она, раскрасневшаяся, счастливая, отбивалась от нас, ребят, когда мы, якобы желая оградить ее от чрезмерных посягательств или стряхнуть с нее конфетти, пользовались случаем, чтобы шепнуть ей на ухо довольно смелый комплимент или на миг прижать к себе это свежее, разгоряченное тело.
Кроме конфетти, кидались пудрой. Ее запах, особенно если пудра хорошая, пьяняще разливался в вечернем воздухе, и случалось, девушка проливала слезы, если пудра попадала в глаза. Так проходили целые часы, сгущалась ночь, но веселье не утихало: по-прежнему сыпалось конфетти вперемешку с пудрой, не умолкал девичий смех и мы, мальчишки, торчали на тротуарах, готовые к новым проделкам, — мы ловили момент, когда девушка зажмурит глаза, чтобы уберечься от пудры, и целовали ее в шею, в губы… С тех пор минуло много лет. Кое-кто по-прежнему развлекается, но сегодня развлекаться — значит тратить большие деньги, а тогда хватало старой тряпки, бабушкиного или маминого платья, тетиного лифчика или дедушкиного френча — словом, самой малости. Теперь же все стоит денег, и улыбаться стало куда накладней.
Забежал в Станду. Чем больше вижу тут хороших товаров, тем тоскливей на душе. Входишь радостный, а выходишь обалдевший и злой. Все здесь есть: тысячи нужных вещей, вкусные свежие продукты. Да, человек изобрел цветное телевидение, автомобили, которые носятся со скоростью 300 км в час, и еще полно всего, что нет нужды перечислять, но не прокопал ни ручейка через иссыхающие на солнцепеке поля, тонущие в стрекоте цикад. Интересно, чем стрекочут цикады…
Празднуем пасху за городом, под островерхой крышей трулло. В этой местности, между Монополи и Кастелланой, у некоторых трулли по девять острых башенок. Мы в гостях у друзей. Взрослые расселись за столом, дети возятся на полу с крупными муравьями, похожими на броневики. Помню, в детстве меня как магнитом тянуло к муравьям. Я мог часами валяться на земле, играя с ними — брал их, пускал по руке. Они всё старались укусить меня, и я в конце концов позволял им тяпнуть меня за ноготь. Но, потеряв терпение, давил одного из них пальцами, и тогда в ноздри сразу ударял терпкий, едкий запах, будто от лекарства.
Сегодня залег спать много раньше обычного, около восьми. Голова гудит, ноги свинцовые. На улице по-прежнему жара. Скамейки приобретают все больший блеск под задницами кумушек и дядюшек, которым болтать не наболтаться. Чувствую, судачат и обо мне: мужик, говорят, хороший, только со странностями, и даже очень. Тихонько засыпаю, а там всё болтают. То хвалят, то ругают, что-то вроде вечерней серенады. А мне все равно. Я сегодня с утра как следует наломался на заводе, в этой огненной пасти.