Москвич непонимающе повернулся к гостю:
– Зачем это тебе?
– Мыслю, коли правильно об этом татарам сказать, большая польза могла б для князя моего получиться.
Хозяин задумался.
– Да… возможно. Хм, весьма возможно. Помыслить надобно, паря! Спи, утро вечера мудренее…
… Михаила содержали в боярском тереме под строгой неусыпной охраной, но позволяли перемещаться по двору и дому. Он смотрел на высокий забор, на голубое безоблачное небо, на суету слуг. Бежать было глупо, можно было б при этом потерять и жизнь. Безделье и неопределенность томили. Однажды к нему заезжал Тимофей Вельяминов, поинтересовался, не желает ли тверской князь вновь обрести свободу в обмен на подпись под клятой грамотой Мамая. Услышав твердое «нет», сочувственно глянул на пленника, сообщил, что все его бояре и холопы живы-здоровы, и покинул подворье. И вновь потянулись тоскливые дни и ночи. Как вдруг…
На двор въехали сразу две кареты. Михаилу вернули его одежды, расчесали, посадили в одну из них. Сидевший напротив молодой Федор Кошка выглядел, словно нашкодивший кот. Избегая смотреть в глаза тверичу, произнес:
– Велено вновь доставить тебя, князь, на суд владычный.
– Кем велено?
– Алексием. Ты бы… не упрямился ноне. Уступи Еремею, и тебя отпустят.
– А грамота? Я ее не подпишу никогда!!
– Ну… пообещай хотя бы подписать ее потом… крест в том поцелуй… надо, чтоб тебя вборзе из Москвы выпустили, Михаил Александрович! Дума против твоего дальнейшего заключения…
Михаил подался вперед, схватил Федора за руки:
– Что случилось? Говори, ну!!
Русский посол в Орде ответил вполголоса:
– Про тебя проведали трое знатных татарских князей. Как – не ведаю. Пригрозили Дмитрию Ивановичу гневом Мамаевым, коли останешься взаперти. Дума порешила – удоволить Еремея, а тебе вернуть слуг, коней и свободу. Так что соглашайся, князь, я тебе искренне советую! Земли те завсегда сможешь вновь себе вернуть, верно? А в порубе может и нехорошее случиться…
Уже через два часа Михаил вновь стал свободным. Первым делом он устремился на татарское подворье, чтобы выразить благодарность князьям. Все трое оказались дома.
– О, Михаил! Ты здоров? Мамай своих верных слуг-улусников никогда в беде не бросит!
– Спасибо! Нет у меня с собою сейчас ничего, чтобы подарить вам, князья! Все Дмитрий у себя оставил. Поехали в Тверь, серебром-золотом огружу!
Карачай-бей довольно улыбнулся:
– Не сейчас, князь! В Москве дела надо сделать. Потом заедем, погостим.
– Передайте Мамаю, что хочу у него ханского ярлыка просить на великое княжение тверское! Не желаю более под Москвою быть. Готов тверской выход платить в Орду, как при Джанибеке, лишь бы вы меня от Дмитрия оборонили!