Вечером был Максим.
Как всегда, мы собрались на кухне и долго распивали чай, но говорили мало. Максим сидел в своем уголке, между столом и холодильником. Он отыскал это место опытным путем - раньше я все время задевала ногами за его колени, когда начинала убирать посуду.
Петр Иваныч разжег свою трубку.
- У нас событие, Максим. Женя влюбилась.
- В кого?
Я мыла чашки в раковине. Вопрос Максима прозвучал непосредственно, даже испуганно. Я рассмеялась.
- Она не говорит - в кого,- продолжал Петр Иваныч.- Видишь, ей смешно. А смешного тут мало. Вдруг она влюбилась в тебя?
- Да, тогда на самом деле не смешно.
- Вот как. Значит, ты был бы этому не рад?
Максим промолчал.
- Женя, вы слышите его?
- Наоборот, я ничего не слышу.
- Вот именно, он молчит. Но его молчание говорит слишком громко. Потребуйте у него объяснений. Иначе я обязан вызвать его к барьеру.
- Дуэли уже вышли из моды, Петр Иваныч.
- Хорошо! Я напишу на него заявление в местком.
Собрав чашки, я вытирала стол. Шутливый разговор
касался, однако, серьезных вещей.
- Максим правильно молчит,- сказала я.- Он сомневается, что моя влюбленность принесет радость. Наоборот, когда в дружеские отношения ввязывается такое чувство, оно обычно влечет за собой смуту. Я правильно говорю, Максим?
- Максим! Не смей соглашаться с этой философствующей девчонкой. Скажи, что молчал по другой причине… Значит, нужно уметь обходиться без любви?
- Кое-когда - да! - подтвердила я.
- О, боги Джека Лондона! Куда исчезает романтика… Подожди, Максим, а который час?.. Телевизор нужно включать. Вот зараза - этот ящик. Сидели, думали о чем-то, обменивались информацией. Теперь будем молчать, смотреть и не думать. Ох, правильно говорят японцы: телевидение - гибель нации.
- Так не включайте.
- Что вы, Женя! Там Лермонтов, «Маскарад»! Мордвинов играет Арбенина. «Глупец, кто в женщине одной мечтал найти свой рай земной!..» А вы говорите- не включать!..
Я сидела в кресле и смотрела «Маскарад». Знала его почти наизусть, видела фильм с Мордвиновым. Когда-то лермонтовские строки, звучные, словно отлитые из бронзы, приводили меня в трепет. Сейчас я тоже слушала с восторгом, но позволяла моим земным мыслям существовать рядом с бессмертными стихами.
Я смотрела, как Арбенин садится играть в карты у Казарина, вслушивалась в его слова о князе Звездиче:
Он не смущается ничем… О, я разрушу
Твой сладкий мир, глупец, и яду подолью.
И если бы ты мог на карту бросить душу,
То я против твоей - поставил бы свою.
Я закрыла глаза и на какое-то время отключилась от телевизора. Господи! Только Лермонтов мог найти, соединить и заставить так звучать самые обыденные слова: