Её дыхание жарко защекотало щёку Берёзки, губы пробирались к шее, а руки пустились в разгул. Когда на Гледлид находило такое настроение, сопротивление было бесполезно, Берёзка знала это, но всё-таки в шутку упиралась, пытаясь вывернуться из объятий.
— Лисёнок, я же обед не успею... приготовить...
— Ничего, дом приготовит.
— Ты же знаешь, я только сама стряпаю!
— Он справится, не сомневайся, радость моя.
Гледлид страстно урчала и рычала, а Берёзка пищала и сдавленно хихикала. То и дело её смешок заглушался поцелуем.
— Пушистик мой, дети же могут прийти... Вдруг их раньше отпустят!
— Не отпустят. Иди ко мне, красавица... Ррр!..
Гледлид подхватила её на руки и потащила в спальню, где и бросила на постель. Торжествующе стоя над нею и скаля белоснежные клыки от безудержного желания, навья срывала с себя одежду.
— Рыжик, сова в окошко смо-о-отрит! — издала Берёзка тягучий стон-смех, придавленная её тяжестью. — Я не могу при ней!
— А она никому не скажет, чем мы тут занимались.
Сова была последним доводом, Гледлид опрокинула их все. Вскоре она победоносно ласкала горячим ртом нагое тело Берёзки, окутанное волнистым плащом серебристо-пепельных волос. На миг в глазах навьи застыло восхищение.
— Боги небес и земли! Как ты прекрасна, ведьмочка моя сладкая, — дохнула она ей в губы, пропуская длинные пряди между пальцев. — Оставь уже в покое мою причёску! Ну разве ты не видишь сама, что твоих волос нам с лихвой хватает на двоих?
К числу нежных прозвищ, которыми Берёзка награждала Гледлид, добавилась дразнилка «лисик-лысик». Не то чтобы ей совсем не нравился новый облик навьи, но она ещё помнила её с великолепной гривой, переливавшейся разными оттенками рыжего. Только и оставалось утешения, что длинный пучок в виде конского хвоста, которым можно было поиграть, наматывая на пальцы. Нутро порой горестно содрогалось при виде девственно-чистых, изящно закруглённых пространств её черепа, пусть и красивого.
— Пушистенький, я любила твои волосы... Они были такие чудесные, — хныкнула Берёзка.
— А мне ЖАРКО, пойми ты! — рыкнула Гледлид. — Кто его знает, лет через десять, может, и привыкну к здешнему зною... Ну, хватит слов, милая! Всё, что я хочу тебе сказать, в разглагольствованиях не нуждается.
И она перешла к делу, ничуть не стесняясь круглых глаз совы за окошком, ошалело вытаращившихся, но по-прежнему неотрывно следивших за ними. Берёзка чувствовала, что если птица скажет своё «угу» в самый неподходящий миг, она просто расхохочется и не сможет продолжать. А Гледлид присутствие пернатой наблюдательницы как будто только подзадоривало. Берёзка зажимала себе рот, но на самой вершине счастья крик всё-таки вырвался. И, конечно же, за окном в ответ послышалось многозначительное и веское совиное слово.