Свалился в окоп, смотрит, как пьют хлопцы воду, жмут ему руку: «Качнули бы мы тебя, Петро, да высоко подбрасывать нельзя — подстрелят». Вскоре в атаку поднялись. Пятьсот шагов пробежал от того ручья по полю, гоня врага, Чабан, ранило в руку осколком. Уже после госпиталя нашла его медаль «За отвагу».
Шестьдесят семь колодцев и еще три котелка из августа сорок четвертого…
Он пришел с войны и сразу почувствовал одиночество. Мужали вчерашние подростки, уходили на покой пожилые люди, а одногодки его, товарищи детства, домой так и не вернулись. Не вернулся в Росошаны и Иван Бурлака, двоюродный брат и первый друг. С ним делились последним куском хлеба, запускали змея, строили в сарае деревянный самолет, который так и не успел подняться в небо.
«Где лежишь ты, Иван? В какой миг той огромной войны упал ты и почему рядом не было меня? Ведь прежде мы всегда были рядом…»
Чабан начал рыть первый колодец по просьбе отца, рядом с родительским домом. С точки зрения знатоков, место он выбрал неудачное — высокое, на пригорке. Но отсюда они любили скатываться с братом на санках. И Петр заупрямился: здесь построю криницу, доберусь, докопаюсь обязательно до воды; клянусь, Ваня…
Он в который раз поймал себя на мысли: всякое послевоенное дело начиналось у него теперь с обращения к брату, к другим погибшим товарищам — Михаилу Федорюку, Николаю Комерзану, Василию Мититюку… Петр как бы заручался их поддержкой, одобрением предстоящей работы и лишь тогда брался за нее, да так, что казалось — выкладывается за всех тех, не пришедших.
Метр за метром углублялся он в землю. Выворачивал тяжелые камни, с любопытством всматриваясь в их запотевшие от столетнего холода бока; плотный грунт рвал взрывчаткой. Только на двадцать четвертом метре, через полгода после начала работы, наконец пошла вода. И все это время Иван Бурлака не шел из памяти.
Так пусть же и будет криница памятником брату, и тем бойцам, что легли у безымянного ручья в Восточной Пруссии, так и не утолив жажды, и тем, кто не вернулся в Росошаны. Семеро Бурлаков, четверо Комерзанов, восемь Мельников, трое Федорюков… Поставлю шестьдесят семь колодцев. Вода для солдата в жарком бою — все. Вы бы поняли меня, хлопцы…
Вот так и началась эта работа.
Вечерами Петр Антонович ставил в гараж трактор, наскоро ужинал и уходил из дома. В воскресенье начинал с утра. Марья Поликарповна говорила мужу:
— Иди, Петя, коль задумал. Поостерегись только…
Стояло жаркое лето. Чабан строил колодец в честь погибшего в двадцать лет Михаила Федорюка. Строил в поле, неподалеку от села. Место приглядел еще по весне, когда пахал здесь. Присматривался, прикидывал. Рассуждал: люди наработаются, где пыль им смыть, жажду утолить? До следующей криницы далеко, а я поближе поставлю. У воды и отдыхается и думается хорошо. Тут и о делах текущих потолковать можно — лето обещают засушливое, трудное, есть над чем всем голову поломать. Опять же Михаила вспомнят. Веселый, работящий хлопец был…