Шестьдесят семь парней не вернулись в Росошаны. Шестьдесят семь колодцев построил за сорок без малого лет фронтовик, колхозный механизатор Петр Чабан. Каждому. Так сам решил и держал свое решение до поры в тайне. Но вот попил воды из последней криницы, не спеша инструмент собрал. Карандашом нацарапал на холоде в тетради: «В память о погибшем земляке дорогом Павле Николаевиче Бурлаке, 1920 года рождения».
Вот и все, хлопцы, думал по дороге в правление. Пока работал, будто с каждым разговаривал. Что мог, сделал. Пусть будет память о вас вечной, как вечна на земле вода.
Положил тетрадь со списком на стол перед молодым парторгом:
— Тут, Володя, все сказано. Если понадоблюсь, ищи в бригаде, — и вышел.
Работал в тот день много, сосредоточенно. Кто-то из молодых не удержался, сострил: если, мол, так дальше пойдет, Чабан один весь наш тракторный парк к весне отремонтирует, нам ничего не оставит. Не обиделся, усмехнулся. Он любил своих ребят-механизаторов, не одну страду провел с ними, видел их в деле и ценил за преданность крестьянскому труду. Ничего лучшего на земле он не знал.
…Речка была так себе. Не речка даже — ручей. Справному пехотинцу в атаке шаг один — и на том берегу. Однако попробуй сделай этот шаг, когда воздух насыщен летящим свинцом и по воде ознобом рябь от осколков. Эх, глоток бы той воды! Да не подберешься: за речкой враг головы поднять не дает.
Пересохшим языком вытолкнул командир слова: «Пропадем, ребята… Кто пойдет?» Пополз один солдат, да не дополз. Второй, хоронясь в кустах, успел только зачерпнуть воды, и рядовой Петр Чабан видел, как вытекает она из простреленного котелка. Третий пошел, тоже убит.
Сумасшедшее прусское солнце, редкое для здешнего августа, упрямо жгло безветренное пространство. Голодному бойцу воевать трудно, томимому многочасовой жаждой еще труднее.
— Разрешите, товарищ старший лейтенант?
— Давай, Петро… Прикрыть огнем Чабана!
Какие глубокие криницы у них в Росошанах, необыкновенна вода в них! Только бы выжить, вернуться домой и пить, пить ту прохладную, почти хрустальную воду; он обязательно научится рыть колодцы — пусть воды будет еще больше, чтобы хватило всем, целому взводу или даже роте. Да чего там — полку, дивизии… Боже, какой дивизии? Соберись, Чабан!
В левой руке два котелка, третий в зубах, в правой — автомат. Скорее, скорее! А назад ползти еще труднее; на спине приходится ползти, отталкиваясь соскальзывающими ногами от земли, и тут шевельнулись прибрежные камыши, и ударила оттуда очередь, рядом вошла в траву. Спасибо ребятам: огнем заставили замолчать того немецкого автоматчика…