Накануне они поссорились, и сегодня тень этой ссоры еще волочилась за ними: Семен Владимирович слушал Алису как бы через вчерашнюю, не ушедшую еще обиду. Конечно, хорошо и красиво, но и у нас немало красивых городов, чего уж так захлебываться?
Вчера после обеда, когда руководитель группы разрешил им перед очередной экскурсией отдохнуть два часа, они с Алисой, не заходя в гостиницу, отправились в центр Софии. Зашли в национальную художественную галерею. Алиса заметалась от картины к картине, а он как прилип к одной, так и не отошел. Женщина лет пятидесяти, усталая, сидела посреди поля и держала на правом колене хлебный каравай. Руки поддерживали хлеб, а глаза что-то вспоминали. Вдали, на заднем плане картины, пахал сохой мужик. Быки не спеша тащили эту соху, а женщина вспоминала… «Бочо Донев. 1904—1969. Хлеб. 1930», — прочитал Семен Владимирович.
— Хлеб, — сказал он Алисе, и она тоже постояла с ним возле этой картины.
Потом они зашли в магазин. Алиса увидела зимний плащ на подкладке из искусственной цигейки, надела очки и склонилась над биркой с ценой. Плащ был из дорогих, а они уже успели потратить часть своих левов.
— Этот плащ рожден для тебя. Мы покупаем его на паях, — заявила Алиса.
— Не выдумывай, — ответил он, — это еще зачем?
— По дороге домой остановлюсь на денек в Москве, — стала объяснять Алиса. — Там в магазине «Варна» куплю на наши деньги сувениры. А здесь мы покупаем этот плащ, а то ходишь неизвестно в чем.
Лучше бы она не произносила последних слов, вовремя остановилась! Семен Владимирович содрогнулся — больше от стыда, чем от обиды. Новенькая куртка из ткани «болонья», финские башмаки, которые Ирка купила ему накануне отъезда в комиссионке, — это и есть «неизвестно в чем»? Знала бы Алиса, с каким удовольствием глядел он на себя в зеркала, когда проходил по вестибюлю гостиницы!
Он выбежал из магазина и только на углу умерил свой бег. Задыхаясь от стыда и гнева, стал ждать, когда она появится. Алиса появилась не скоро, он уже пошел ей навстречу. Конечно же у нее под мышкой был пакет. Купила плащ. И тут они поругались, а потом отправились в гостиницу каждый сам по себе.
За ужином она ему сказала:
— Если бы ты знал, какая для меня радость подарить тебе этот плащ!
— А ты не о своей радости думай. Кто я буду такой сам для себя, если возьму?
— Господи, да вернешь мне деньги дома. Вышлешь по почте. Сочтемся.
Семен Владимирович попал в делегацию работников хлебопекарной промышленности, выезжающую в Болгарию, вместо начальника кондитерского цеха Филимонова. Тот неожиданно угодил с аппендицитом в больницу, и Долю вместо него включили в список, в один день оформили характеристику, вечером утвердили в райкоме, и через неделю Семен Владимирович вместе с упаковщицей соседнего хлебозавода Людмилой Григорьевной Громовой, чопорной, не первой молодости девицей, отправился в Москву. Людмила Григорьевна, как только тронулся поезд, выставила его за дверь, сняла белоснежный кримпленовый костюм, белые летние сапожки, облачилась в старый халат, но манерности своей не потеряла. Когда он вошел в купе, она подняла глаза от раскрытой книги и произнесла тягучим голосом: