— Понимаешь, много дел в Москве. Везде ждут, договорился…
Она уже все поняла.
— Никто тебя не ждет. Пошли.
Их поезд уходил через пять часов. Алиса шла с ним рядом и задавала вопросы: «Ирина помогает тебе? Я имею в виду не домашнее хозяйство. В жизни она тебе стала другом?», «Как мама, что ее болезнь, утихла с годами?», «А Настя? Неужели живете на одной улице чужими?»
Он отвечал:
— Ирка молодец. Но, понимаешь, девушка, молодая, какой из нее друг… Мама по три-четыре года без приступов, а потом ни с того ни с сего опять… Настя уезжала, лет восемь ее не было. Здороваемся, Ирка к ней забегает. Мне недавно рассказали с возмущением такой случай: новая жена и бывшая подружились, а я не возмущался, все бывает, годы многое делают.
Только с ней он мог вот так, до донышка, быть откровенным. Легко ему было с ней, родственно, жалость нагрянула, что раскидало их по разным городам, по разным жизням. И встрече он был рад, но если бы ему сказали в райкоме, где утверждали характеристику, — ваша воля: быть Алисе или не быть в составе делегации, — он бы, не задумываясь, ответил: не быть.
Он тоже спрашивал ее, как живет, кем работает, есть ли дети. Она жила хорошо, уже двенадцать лет была директором хлебозавода, старший сын заканчивал десятый класс, младший девятый.
— Погодки, но очень похожи и на вид совсем близнецы.
О муже он не спрашивал, она сама сказала: хороший человек, добрый, достойный, любит свой дом, ее и мальчишек.
— Но знаешь, Семен, он каждой женщине был бы хорошим мужем, а ты — только мне.
В этих словах был намек, что она тоже могла быть хорошей женой только ему, Семену Владимировичу, но так это или не так, Доля выяснять не стал. Он еще не выплыл из туманящего волнения предстоящей поездки в Болгарию, своей избранности, и встреча с Алисой в Москве, несмотря на потрясение, которое он пережил, все-таки не заполнила его целиком.
Они ехали в разных вагонах, делегация была большая — во время завтраков, обедов и ужинов занимали весь вагон-ресторан. Семен Владимирович Доля отправлялся в ресторан принаряженный; споласкивая руки в умывальнике, разглядывал в зеркале свое лицо. Пришел к выводу, что хоть он и не из красавцев, но выглядит куда лучше, чем тогда, в молодости. На остановках они выходили на перрон. В Бухаресте поезд стоял сорок минут, пассажирам предложили получасовую прогулку по городу на специальном автобусе. Семен Владимирович поездил по столице Румынии и успокоился: везде люди, все похожи друг на друга.
В Софии их встречали представители хлебопекарных предприятий, вручили каравай с эмблемой города и словами привета, выписанными коричневой сухарной крошкой по золотистому верху. Семен Владимирович отщипнул мякиш, пожевал и с удовольствием отметил: хлеб как хлеб, а не сладкая сдоба, которую иногда выпекают для таких торжественных встреч. И еще он подумал, что вот и он дождался своего праздничного часа: то, бывало, пек такие вот караваи для других, а сейчас для него испекли, как для желанного гостя.