— На тридцать лет моложе тебя наш сын, — ответила жена.
Виталий Васильевич задумался. Жена, как всегда, была права. И в это время, как наваждение, к столу подсела Борисова, взяла кусочек торта и стала есть, глядя на хозяина сияющими глазами. «Торт должны есть дети и очень красивые женщины», — подумал Виталий Васильевич, а вслух сказал:
— Когда мы были молодыми, у нас не было денег на торты. Я даже забыл, что́ мы тогда ели.
— Что попало, — ответила жена, — кажется, варили картошку, жарили колбасу. А первый борщ сварил ты. Помнишь?
Он вспомнил этот борщ. И зеленую четырехлитровую кастрюлю, что дала ему хозяйка, у которой они снимали комнату.
Борисова поднялась из-за стола и вышла в коридор. Воспоминания о зеленой кастрюле оскорбили ее.
— Лена, — сказал Виталий Васильевич жене, — я не хочу тебе врать, но у меня нет другого выхода. Мне надо сейчас уйти.
— Иди, — сказала жена, и глаза ее потемнели уже от настоящей ревности, — но если ты думаешь, что я буду сидеть и ждать тебя, то в этом ты глубоко ошибаешься. Я тоже уйду.
— Куда? — с досадой спросил Виталий Васильевич. — Ну что ты такое говоришь, куда ты уйдешь?
— Туда же, — ответила жена, закрывая лицо, чтобы он не видел ее слез, — в другую сторону, но туда же, куда и ты.
И тут Виталий Васильевич совершил самую непоправимую в этой истории ошибку.
— Кому ты нужна? — спросил он и сам себе ответил: — Никому ты уже не нужна.
Жена отняла руки от лица, слезы в одну секунду высохли, она вскинула голову и пошла к вешалке.
Из дома они вышли вместе, но потом каждый пошел своей собственной дорогой. Виталий Васильевич покружил по улицам, поразговаривал с Борисовой, потом спросил у себя:
«А не сходишь ли ты с ума, бедный Виталий Васильевич?»
«Вряд ли. Просто я долгие годы жил на одном месте, а потом переехал в новый дом».
«И в этом новом доме к тебе пришли новые желания?»
«Эти желания стары как мир. Просто на новом месте они проснулись во мне. Я вспомнил, что у человека должны работать не только голова, руки, ноги, но и душа».
«В чем же выражается работа души? Что она должна делать?
«Любить».
«Бедный, несчастный Виталий Васильевич, что же она так поздно спохватилась, твоя душа, пусть бы уж отдыхала до конца, не приносила страданий».
«Я не страдаю, я думаю».
«Ты думаешь о Борисовой? О ее красоте и молодости?»
«Нет. Надо иметь великую душу, чтобы любить без всякой надежды, или, на худой конец, надо быть великим человеком, чтобы в мои годы добиваться взаимности у Борисовой».
«Так чего же ты маешься?»
«Жалко».
«Чего?»
«Что душа так долго не работала. А потом отомстила, включилась на самую полную скорость».