Он жил на набережной Кутузова в старинном особняке. Дома Стрежнева я застал одного.
— Супругу в госпиталь вызвали, — извиняющимся тоном сказал он. — Такая у нас, врачей, работа беспокойная.
В комнате — просторной и уютной — меня поразило обилие книг. Они занимали два больших шкафа, стояли на длинных полках, прибитых к стене ровными, точно солдаты, рядами.
— Не предполагал, что вы такой книголюб, — искренне удивился я.
Карие, глубокие глаза Стрежнева засветились приветливой улыбкой.
— Люблю… Слабость…
— Дай бог каждому такую слабость, — засмеялся я.
И пока Стрежнев хлопотал возле стола, я рассматривал книги. Они были в добротных, крепких переплетах — красные, голубые, сиреневые, светло- и темно-зеленые… Собрания сочинений Пушкина, Тургенева, Льва Толстого, Чехова, Горького, Маяковского. На корешках книг сверкали тисненой позолотой фамилии писателей. И неожиданно между томов Маяковского я заметил книгу, которая выделялась среди новеньких, богато оформленных томов своим невзрачным видом. Я взял ее и прочитал на обложке: «О Ленине». Она была без переплета, края ободраны.
«Неужели он не мог купить другую? — подумал я. — О Ленине вышло столько книг».
Стараясь не обидеть хозяина, я осторожно сказал ему это.
Стрежнев подошел, глянул через мое плечо.
— Да, сейчас лучше издают, — задумчиво произнес он и, взяв из моих рук книгу, полистал пожелтевшие, замусоленные страницы. — Только для меня эта книга дороже остальных. Не верите? — Он смотрел мне в лицо. В глазах его было что-то жесткое, колючее. — В моей библиотеке — это первая книга. Долго она единственной была. В войну… Я когда-нибудь вам расскажу.
Это «когда-нибудь» произошло в тот же вечер, когда мы сидели за столом, негромко разговаривали и пили из крохотных рюмок багряно-красный кагор.
2
Они встретились в сорок втором году в самолете, который готовился к отлету за линию фронта. Заметно прихрамывая на левую ногу, он подошел к Стрежневу и протянул руку:
— Долинин. — Ладонь у него была грубая, шершавая.
Стрежнев назвал себя.
— Вы врач?
Трофим Ильич кивнул головой.
— Значит, вместе летим? — Долинин сел рядом в кресло, откинулся. — Партизаны вам обрадуются. У них там туго с медициной.
В самолете было прохладно. Частые дождевые капли звонко шлепали по обшивке. Лимонный электрический свет разливался по фюзеляжу. Стрежнев исподволь наблюдал за соседом. Ему было лет тридцать пять. Лицо худощавое, рыжеватые брови срослись на переносице, и казалось, что у этого человека не две, а одна бровь — длинная, во весь лоб.
Спустя несколько минут свет погас, и шум мотора заполнил машину. Потом самолет вздрогнул и плавно понесся по взлетной дорожке. Подъема они почти не почувствовали, лишь по тому, как покачивало самолет и подрагивал его корпус, они угадывали, что далеко позади осталась Москва, затаившаяся в темноте военной ночи.