Она убегала из дома ко мне, утверждала, что у нас «планы». Теперь-то я понимаю, что скрывалось за ее словами. «Совсем память отшибло, да?» Еще бы. Вечеринка с ночевкой. В нашем доме.
Сначала я велась на это, затем прекратила. Я тоже ее отталкивала.
В доме Прескоттов искали следы крови. Это послужило бы доказательством того, что имел место другой инцидент, что Пол Прескотт скрывает нечто страшное.
Не представляю, чтобы Коринна и в больнице врала, говорила врачу: «А это я упала. Лезла из окна, оступилась». Не допустила бы она, чтобы отец вышел победителем. Мое воображение не могло нарисовать Коринну трусящую, Коринну, прячущую глаза. Мы тогда верили, что ей все подвластно. Мы ошибались, ее сила имела пределы. У отца она выучилась и отпихивать, и манипулировать. Не переступать черту. Толкать, но не со всей силы; бить, но не разбивать вдребезги. Тьма гнездится в каждом. Коринне это было известно куда лучше, чем нам. У каждого – два лица; Коринна вглядывалась в нас, искала – и находила.
* * *
Года не проходит, чтобы мне не попалась такая вот Коринна. Наметанным глазом я узнаю очередную Коринну, стоит ей усесться напротив моего рабочего стола. Коринны, все как одна – своевольные, беспощадные, боготворимые. И бесконечно печальные; однако печаль замечаешь, только когда перенесешь ее лицо с фотоснимка на лист бумаги. Только когда уберешь всех, кто ее окружает.
Не надо их убирать.
Пожалуйста, не надо.
Она злюка, но она любит тебя – вот что хочется сказать каждому из этих, окружающих. Не спешите с выводами, вглядитесь пристальнее.
Я вижу неизменно длинные рукава – и знаю, что они скрывают.
Вижу поднос с нетронутым завтраком: Коринна в знак протеста объявляет голодовку.
Вижу ребят, вновь и вновь отшиваемых ею; Коринна никого не может впустить в свою жизнь, но надеется на возвращение отвергнутого.
Хочется вызвать ее в кабинет безо всякой причины, в ущерб девчонке, которую травят одноклассники, или той, у которой родители разводятся, или той, что остро нуждается во внимании. Нет, мне подавай девчонку, на которую даже папка не заведена. Вызвать ее, просто чтобы она знала: когда эти, остальные, повзрослеют, когда – и это неизбежно – отвернутся от нее, – я буду рядом.
На этот раз я буду рядом.
* * *
Не успела я задремать, как позвонил Тайлер. Его имя высветилось на экранчике – и сам он, живой и невредимый и очень близкий, тотчас возник в воображении.
– Алло! Тайлер?
Я вскочила с постели, метнулась в прихожую. Вдруг его пикап на подъездной дорожке, весь в штришках навязчивой мороси?
– Привет, Ник.