– Ты в порядке? Ты дома?
Ночь была безлунная. Под окном – никаких признаков Тайлера.
– Ага. Джексон сказал, ты волновалась.
– Он сам волновался. В смысле, да – я тоже. Где ты пропадал?
– Так, улаживал одно дело.
– А на звонки почему не отвечал?
Последовала пауза с внятным посылом: «А сама не сообразишь?»
– Да мобильник дома забыл.
Ну вот зачем он врет? Прежде мы друг другу не врали. Могли чего-то недоговаривать, но чтобы вот так – никогда. В свое время я вынудила Тайлера поклясться, что вранья между нами не будет.
– Тайлер, пожалуйста, поговори со мной. Я думала, ты обиделся. Думала…
Повисло молчание. Я так и стояла у окна, переминалась с ноги на ногу.
– Я на Миссисипи был, – глухо произнес Тайлер.
Понятно, почему он поехал без сотового телефона.
– У ее отца, да?
– Хотел проверить. Чисто для себя. Никаких следов Аннализы. И чего бы то ни было другого.
Я слушала, как Тайлер дышит в трубку. Наконец он нарушил молчание.
– Ты была права. Нам надо дать друг другу свободу.
Он отдалялся. С каждым словом отдалялся.
– Тайлер…
– Тебе что-нибудь нужно, Ник?
Простая вежливость, и только. Что мне нужно от него? Для него?
– Знать, что ты в порядке.
– Я в порядке. Пересечемся, Ник.
* * *
Дождь в лесном краю не такой, как в городе. Одновременно знакомый и смущающий душу. В городе дождевая вода лупит по стеклам, превращает улицы в ручьи, бурлит в водостоках – агрессию проявляет. Из-за дождя встает транспорт, образуется слякоть в парадных. В лесу дождь – деталь пейзажа. Лес – место обитания дождя, мы же – просто экскурсанты.
В дождь я особенно остро чувствую собственную незначительность и бренность. Представляю, как мама, здесь же, в этом доме, прислушивалась к шороху капель. Те же самые молекулы воды, только многократно испарившиеся, замерзшие и вновь растаявшие; что-то вроде круговой диаграммы с урока естествознания. Еще раньше мои дед с бабушкой купили эту землю, выстроили дом и встали рядом у окна – слушать мотив дождя. По словам папы, адепты некоторых религий исповедуют цикличность времени: мол, эпохи повторяются. Для других время – это Бог. Время даровано нам, чтобы мы его тянули каждый на себя; чтобы жили в нем.
Я любила папины рассуждения. Потому что папа пытался придать смысл происходящему.
Когда вот так слушаешь дождь – среди леса и гор, в доме, выстроенном еще твоим дедом, – собственная незначительность особенно очевидна.
Особенно остро осознание: сейчас ты что-то собой представляешь – но запросто можешь сгинуть.
Вот ты, девчонка, хохочешь среди подсолнухов – а вот смотришь с плаката «РАЗЫСКИВАЕТСЯ», преследуешь живых тоской в глазах.