Коринна.
Портрет Коринны. Нет, черт возьми, не просто портрет, а копия с фото, которое из моей комнаты пропало. Мы щелкались на поле подсолнухов. На ферме Джонсона. Чтобы туда добраться, нужно несколько городишек миновать. Ферма Джонсона считалась у нас достопримечательностью. Туристы не жалели времени на дорогу, ехали ради эффектных снимков. Байли находила это поле лучшим фоном для нас троих.
Снимок был сделан ее фотоаппаратом. Летом, перед выпускным классом. В тот день мы не меньше сотни снимков нащелкали, позировали подолгу – даже забывали, что позируем. Байли хотелось заснять движение, и мы кружились быстро-быстро, а фотоаппарат ставили на длинную выдержку. Получалась нарочитая размытость. Мы сами себе казались призраками.
Фотографии я домой не забирала – мне противна была невозможность определить, кто из нас кто. Вращение сделало нас безликими. Я взяла лишь те фотографии, где мы улыбались счастливыми, застывшими улыбками; я развесила их по стенам как подтверждение: мы – не призраки.
На этом фото я тоже присутствовала. Кориннины глаза были закрыты, фотоаппарат уловил улыбку – ненарочитую, не напоказ. Коринна что-то рассказывала нам с Байли, какую-то историю, не помню, о ком и о чем, и, рассказывая, поглаживала цветок подсолнуха. Я стояла рядом, смотрела на Коринну. Смеялась.
Из всех наших совместных фотографий больше всего я любила именно эту. Аннализа же нарисовала одну только Коринну. Место моего силуэта заняли подсолнухи, Аннализа меня изгнала – с фото и из памяти. Как постороннюю, которая случайно влезла в кадр, которую убрать легче легкого. Без меня Коринна выглядела одинокой и печальной, как и все остальные девушки на рисунках из коробки.
Я отложила листок, и под ним обнаружился очередной рисунок с фото, на сей раз нас троих – Коринны, Байли и меня. Снова Аннализа изобразила лишь Коринну, с тоской глядящую вбок. На самом деле мы с ней смотрели на Байли – как она кружится, запрокинув голову, как ветер поднимает белую юбку над смуглыми коленками. Рисунок являл Коринну, совсем одну, среди подсолнухов.
Как, черт возьми, Аннализа заполучила мои фотографии? Не иначе, забралась в дом. Шарила у меня в комнате. Кто она, эта девочка, эта наша соседка?
Нас и Аннализу разделяли пять лет; мы ее и в упор не видели. Тем более что Аннализа была тихоней. Она помнилась мне подростком – голенастым, тощим, неуклюжим, застенчивым.
Вот мои сведения о ней: когда моя мама умерла, родители навьючили Аннализу провизией, которой хватило бы на три месяца, и отправили к нам в дом. Аннализа не знала, что сказать, и потому не сказала ничего. Друзей у нее было негусто, по крайней мере, мне так казалось – я не могла припомнить ее в компании. Ну да, она выиграла конкурс на лучшее фото – но мне об этом сообщила Байли, которая тоже участвовала. И еще Аннализа любила клубничное мороженое. Во всяком случае, десять лет назад, на ярмарке, ела именно его.