Я вошла через заднюю дверь, так же, как и уходила. Он шагнул из-за угла, все еще с мобильником возле уха.
– Ладно, проехали, – сказал Дэниел, нажал «отбой» и сунул мобильник в карман. – Привет, Ник. – Нарочито растянул слова, упер руки в бока, лицом изобразил облегчение. – Где ты была?
– Воздухом дышала.
Он уставился на мою одежду – ту же самую, что и вчера. Помрачнел.
– Это в лесу, что ли?
– Нет. По дороге гуляла. – Кашлянув, я добавила: – Не знаешь, в пещере искали?
Морщинка меж его бровей стала глубже, уголки рта опустились.
– Ты о чем, Ник?
– Я говорю, полиция в пещере искала?
Под его быстрым взглядом я сжала кулаки, чтобы он не заметил на ладонях следов мха и ржавчины.
– По-моему, они и без нас разберутся. Нечего нам лезть в расследование, добра от этого не будет.
– А пещеру все-таки надо проверить.
– Ник, – произнес Дэниел, жестом веля мне слушать, – разговор есть.
На секунду я подумала, он сейчас начнет извиняться, и приготовилась делать то же самое.
– Речь о папе. У меня новости – и хорошие, и плохие.
Нет, извинений не будет.
– Во-первых, – продолжал Дэниел, – назначена дата слушания.
Мы дважды давали показания под присягой, что папа недееспособен; писали, с помощью Эверетта, заявление, просили назначить опекуном Дэниела, а в случае его смерти – меня.
– Слушание через два с лишним месяца, – сказал Дэниел.
– Два с лишним?
– Да. И если папа будет упираться, откажется подписывать разрешение на продажу дома, нам придется ждать, пока вступит в силу договор об опекунстве.
– Я поговорю с папой.
Дэниел кашлянул.
– Ехала бы ты домой.
Наши взгляды скрестились. Вечно Дэниел распоряжается, вечно решает, оставаться мне или уезжать; кто ему такое право дал? И почему он хочет меня сплавить?
– Я думала, тебе помощь нужна. Ты же сам говорил. Ты просил меня приехать.
– Без тебя разберусь, – отрезал Дэниел.
Лицо стало непроницаемым. Как обычно.
– Я поговорю с папой, – повторила я. – Он все подпишет. Мы продадим дом.
Дэниел кивнул. Уставился за окно, на лес.
– Следующий раз, когда затеешь рассветную прогулку, прихвати мобильник. Просто чтобы я не волновался.
* * *
На парковке у «Больших сосен», прямо на первой линии, стоял полицейский фургон. Сама парковка была полупуста. Внутренний голос велел мне заехать с тыла. Нерационально, конечно, а все же так спокойнее.
Едва я вышла из машины, как парадная дверь «Больших сосен» распахнулась, и на пороге возник полицейский. Я затаилась за открытой дверцей машины, плотнее сложила стопку документов. В походке полицейского уловила что-то знакомое – он глядел строго себе под ноги, руки держал в карманах. Волосы, угольно-черные, были подстрижены коротко и аккуратно, линия волос подчеркивала матовую смуглость кожи. Джексон называл этот оттенок «коричным» – когда говорил о Байли. Словно ее национальность имела особый аромат – пряный, вкусный.