Тянусь за следующим кусочком и замираю. В руках лишь потрепанная ткань, с которой на пол сыплются крошки. Ни одного кусочка не осталось. Сердце в груди подпрыгнуло. Бросаю тряпку обратно в нору и судорожно задвигаю обратно крышку, накрывая брезентом. Оглядываюсь по сторонам. Тихоня по-прежнему спит. Отползаю обратно к стене, сворачиваюсь на матрасе в комок и закрываю глаза. Надо сделать вид, что сплю. Тогда никто ничего не заметит и не докажет. Мало ли куда могла деваться эта корка, тут крысы тоже есть. Если что свалю все на них.
А чувство голода снова напомнило о себе. Как же мало было хлеба. Никто не заметит. Даже я не наелся, а уж о том, что бы делить на всех и речи не могло быть. Жмурю глаза, представляя себя в родной спальне. Вдох — выдох. Треск камина, шум ветра за окном. Вдох-выдох. Негромкие разговоры стражи за дверью. Все хорошо.
— Встать! — удар ногой в живот. Вскрикиваю скорее от неожиданности, чем от боли. Сажусь, кручу головой, не понимая, что происходит. Рядом стоят Красавчик и малой. Мальчишка горько плачет, потирая попу. Тоже получил от этого недоаристократа?
— Что ты себе позволяешь? — встаю, с вызовом глядя на него. Какое он право имеет других бить?
— Ты съел? — кидает к моим ногам тряпку, в которую прятали хлеб. — Признавайся, уродец патлатый, — толкает меня в грудь. Врезаюсь спиной в стену, воздух вышибает из легких.
— Сдурел? — злюсь, делаю шаг вперед, тоже толкаю его. — Ты у этого спроси, — киваю на Тихоню. — Он сожрал, пока я спал.
— Это не я, — заныл малыш, размазывая слезы по грязному лицу. — Я знаю, что нельзя. Нам тогда всем есть нечего будет.
— Врешь, — заявляю я, тем не менее, отступаю подальше от разозленного Красавчика. Подумаешь, съел. Что в этом такого? Сегодня придут вечером, принесут еще.
— Я не вру, — в очередной раз вытер глаза малыш и зло посмотрел на меня, сжимая маленькие кулачки. — Я не трогал хлеб! — в животе у него громко заурчало.
— А Тихоня-то не врет, — перевел на меня злой взгляд Красавчик. Я нервно сглотнул.
— Ну, я, я съел! Доволен? И что? — надоело! Все надоело! Почему я должен отчитываться перед этими отбросами за какой-то кусок хлеба?! — Что теперь, спрашиваю? — снова толкаю его в грудь.
— А сейчас, — он ударил меня по лицу так сильно, что я упал на пол. В глазах потемнело. Из глаз брызнули слезы, даже не от боли, а от обиды. Никто никогда и пальцем меня не трогал. — Сейчас я буду тебя бить до тех пор, пока из твоего желудка не выйдет все то, что ты украл! — Он кинулся на меня с кулаками.
Успеваю поставить ему подножку. Он, нелепо взмахнув руками, тоже падает, прямо на меня. Мы вместе катимся по полу. Изо всех сил бью его ногами. Кричу. Люди здесь сумасшедшие. Он укусил меня за ухо. Горячая кровь потекла по лицу, забираясь в волосы.