Никто.
Мне начинает казаться, что небо этого мира всегда укрыто серыми облаками. Они медленно ползут, перекатываются, переплетаются друг с другом, рисуя причудливые узоры. Мелкий дождь, словно чьи-то горькие слезы, льется с них, пытается смыть всю ту грязь, что царит вокруг. Идем осторожно. Воды так много, что придорожные стоки переполнены, того и гляди потекут реки нечистот по дорогам. То там, то тут зловонные лужи. Я уже почти не обращаю внимания на запах. Наверное, привычка выработалась. Народу все меньше. Мы, не скрываясь, идем по улицам, стражи не видно. Никому не охота в такую погоду вылезать. Впереди меж других, таких же перекошенных зданий показался наш дом. Жаль, второй раз иду и не могу запомнить дорогу. Слишком много поворотов, да и, кажется, они специально каждый раз ведут меня по-разному. Не доверяют? Путают специально? Может быть. Какой-то шум и крики из дома заставили отвлечься от мыслей. Мы с Хитрым переглянулись и, не сговариваясь, бросились к дверям.
— Красавчик, что творишь?! — первым среагировал Хитрый, оттаскивая товарища от завывающего Арри. Я с удивление смотрю на множество проступающих синяков на лицах обоих и кровь, в которой измазан Арри. Рядом стоит и горько плачем Тихоня.
— Пусти меня, — отмахнулся Красавчик, но рыжий надежно схватил его за шиворот. Так, что даже послышался треск рвущейся ткани.
— Что происходит? — выхожу вперед и на всякий случай встаю между Арри и Красавчиком.
— Ты у своего друга спроси, — шипит он, но уже не вырывается из захвата Хитрого.
— Арри? — поворачиваюсь к нему. Тот отряхивает грязь с одежды и вытирает кровь с лица.
— Что? — вскидывает голову, обжигая меня взглядом. — Он на меня первым напал. — Удивленно перевожу взгляд на Красавчика. Тот только скалится, глядя на кровь, что по-прежнему течет по волосам Арри.
— Тихоня, докладывай, — оттолкнул от себя успокоившегося Красавчика Хитрый.
— Он все съел, — маленький пальчик осуждающе ткнулся в сторону Арри.
— Что съел? — хмурится рыжий. Тут его взгляд остановился на открытой яме, потом переполз на Арри, под ногами которого валяется темная тряпка, где хранился хлеб. Я внимательно слежу за ним. Вчера он четко сказал — это все, что осталось. На нас всех. Общаг для трех команд. Одна неполная буханка на десять человек.
— Он правду говорит? — не поворачиваюсь к Арри. Смотрю на плачущего мелкого, и в глазах темнеет от злости. Не знаю почему, но чувствую, стоит повернуться, увидеть как всегда надменное лицо Арри и я тоже брошусь на него с кулаками.
— Какой-то огрызок пожалели, — вместо внятного ответа пробубнил он. Медленно закрываю глаза и считаю до десяти. Кажется, когда-то давно это помогало мне успокоиться.