Джамиля толкнула меня в бок:
— Дурочка, мама ведь уже замужем. За папой. Это — для меня, когда я вырасту.
— Я тоже хочу быть большой и выйти замуж, — воскликнула я, — а именно — за Джабера, моего брата. Завтра я уже точно буду такой большой, что смогу выйти замуж.
Все засмеялись. Затем мама надела на себя все эти чудесные вещи, и я была совершенно уверена, что нет на свете женщины прекраснее, чем моя мама Сафия.
Она была выше ростом, чем любая другая женщина на нашей улице. Ее кожа была белой как молоко, волосы черными, словно эбеновое дерево, а глаза большими, как у королевы. Когда она смотрела на меня, эти глаза заглядывали глубоко в мое маленькое сердце, а когда я становилась на цыпочки, то могла увидеть в ее глазах ее душу. У нее был очень мягкий голос, и она умела петь так красиво, что даже злые люди становились совершенно смирными.
Самыми злыми людьми на нашей улице были дарбо-ши-фааль — толстые бабы с жирными задницами, закутанные в большие головные платки. Они ходили по нашему кварталу и орали: «Гадание, гадание на картах, гадание по руке — хотите знать, что принесет вам будущее? Хотите стать счастливыми?»
Я очень боялась этих женщин. Заслышав их голоса, я мчалась домой что было сил, поспешно закрывала голубую входную дверь на запор и просила мать:
— Мама, спой мне песню, чтобы я не слышала злых дарбо-ши-фааль.
И тогда мама пела мне свою песню, гладила меня рукой по волосам, и страх покидал меня. Я нюхала ее легкое летнее платье, через которое ощущала запах ее тела. Эти платья мама имела право носить только дома, иначе был бы скандал. Выходя на улицу, она должна была закутываться в тяжелую джеллабу, закрывающую все тело. У мамы были только черные джеллабы, она считала их элегантными, но под них она иногда надевала белое нижнее белье, подаренное отцом. Она красила свои полные губы, но об этом можно было только догадываться, потому что на улице на ней всегда была шелковая чадра.
Отец восхищался красотой моей матери, но он был очень ревнив. Однажды он сидел у портного напротив нашего дома и курил гашиш, когда я нашла на дороге какую-то разноцветную таблетку. Мать увидела из окна, что я засунула таблетку себе в рот.
— Уарда-ти, — закричала она, — выплюнь это! Это опасно!
Я не послушалась и продолжала играть таблеткой во рту. Я выдвинула ее языком через сжатые губы вперед так, чтобы мама могла ее видеть.
Мама пришла в ужас.
— Она ядовитая! — закричала она. — Выплюнь ее!
Сейчас она кричала по-берберски, на языке своего племени, как всегда, когда выходила из себя. Я уже слизала всю краску с таблетки, и тут мать выскочила из дома — без платка, без чадры, — схватила меня, шлепнула и потащила в дом. Я заорала, потому что почувствовала ее злость и страх за меня, и сразу же выплюнула таблетку в грязь.