Он оказался жертвой религиозных иллюзий, которые увели его на ложный путь. Ведь если бы представить себе, что Аввакуму и его последователям удалось бы одержать верх в борьбе против сторонников церковных реформ, то это все равно ничего бы не изменило в положении масс. А подняться до понимания того, что лежит в основе несправедливых социальных отношений, порождает неравенство людей, Аввакум не мог. Потому-то и уповал он на «правую веру», с помощью которой, верил, можно перестроить мир.
Пройдет немногим более двух столетий, и другой обличитель самодержавного строя и православной церкви, великий писатель земли русской Лев Толстой тоже будет стремиться «перекроить жизнь верой». И этот случай также нелегок для понимания. Гениальный художник слова, наделенный природой величайшим даром прозорливости, умением видеть глубинные процессы общественной жизни, обнаживший тесную связь русского православия с царизмом, оказался неспособным понять роль религии в эксплуататорском обществе, усыпляющей трудящихся обещаниями загробного счастья, уводящей их от борьбы за свои реальные земные интересы в мир бесплодного ожидания милостей с неба.
Он подвергает убийственной критике православную церковь, бросая ей обвинения в прислужничестве царизму, на который возлагает ответственность за чудовищную эксплуатацию трудящихся, за нищету и бесправие масс. Церковные иерархи осыпают его проклятиями. Один из них, мракобес Иоанн Кронштадтский, даже сочиняет молитву, в которой обращается к всевышнему с просьбой: «Господи, возьми с земли хульника твоего, злейшего и нераскаянного Льва Толстого и всех его горячих закоснелых последователей». Но писатель, с поразительной правдивостью отразившим настроения русского крестьянства, стремившегося, по словам В. И. Ленина, «смести до основания и казенную церковь, и помещиков, и помещичье правительство», с не менее поразительной наивностью предлагает выход из положения в создании новой религии. Он поучает, что если все начнут следовать евангельским заповедям, проявлять любовь к ближним своим, не противиться злу, то навсегда прекратятся распри между народами, придет конец несправедливым общественным отношениям, эксплуатации человека человеком. Он был не в силах понять, что его проповедь «новой, очищенной религии» по сути дела была проповедью «нового, очищенного, утонченного яда для угнетенных масс».
В самом деле, можно ли остановить того, кто нещадно грабит народ, если твердить ему изо дня в день: «Не кради»? Можно ли остановить убийцу, повторяя ему изо дня в день евангельскую заповедь «не убий»? Капиталист и помещик никогда не откажутся от возможности наживаться за счет чужого труда, если наставлять их в том, что они должны с любовью относиться к простым труженикам. Нужно быть предельно наивным человеком, чтобы уверовать в это. И как ни удивительно, таким оказался мудрейший художник слова Лев Толстой.