— Сегодня у меня очень насыщенный день. Лучше в другой раз.
— Мне срочно нужно с тобой поговорить! — взмолилась она.
Санджай посмотрел на свою тетушку. Не уделить ей время было бы очень невежливо.
— Хорошо, я что-нибудь придумаю. А сейчас мне надо бежать. Встретимся часиков в пять в Вашингтон-сквер-парке, на скамейке, там есть один человек, он всегда играет на трубе.
— Какой еще человек?
— Сама увидишь! — крикнул Санджай уже с лестницы.
Сэм изнывал от нетерпения. Вбежав в его офис, Санджай начал с извинений.
— Это такая индийская традиция — вечно опаздывать?
— В Мумбаи — да. Там такое движение, что успеть вовремя — значит прийти раньше времени, — объяснил Санджай.
— Мы в Нью-Йорке, если ты забыл!
— Зато мы в Индии никогда не спим. Держи, вот цифры, я корпел над ними всю ночь.
— Лучше поторопимся, нас ждет клиент, убеждать надо его, а не меня.
Весь день Санджай доказывал прибыльность своих предложений. За это время солнце, встав над Ист-Ривер, повисело несколько часов над Пятой авеню и стало заходить над Гудзоном.
В 16:45 профессор Бронштейн, который слегка сократил свою лекцию, шел домой через Вашингтон-сквер-парк.
Одновременно туда через противоположные ворота вошла Лали и двинулась в глубь парка, ориентируясь на зов трубы.
В 17:0 °Cанджай расстался с Сэмом. Он был совершенно без сил, но в первый раз чувствовал оптимизм. Все успехи были еще впереди, но Сэм уже видел себя у штурвала индо-американской империи, которая заставит дядьев Санджая позеленеть от зависти.
В 17:05 Дипак отвез Бронштейна на второй этаж. Все соседи уже собрались в конторе Грумлата и ждали только профессора. Не пришла одна миссис Коллинз, доверившая свой голос Бронштейну и наказавшая ему проголосовать вместо нее против предложения бухгалтера.
В 17:1 °Cанджай брел по аллеям Вашингтон-сквер-парка. Галстук был выброшен в первую же попавшуюся ему на пути урну.
Лали ждала его на скамейке.
— Вот и я, — пропыхтел он, плюхаясь рядом с ней. — Извини, что опоздал.
Лали не отрывала взгляд от шляпы трубача, лежавшей на земле.
— Мой брат не бросил свой кларнет?
— Нет, он играл до конца жизни.
— Как же он мучил меня своим джазом, когда мы были молодыми! С тех пор я иногда слушаю джаз, это навевает воспоминания…
— Хорошие?
— Глядя в зеркало, я вижу в нем не себя. Я остаюсь девушкой, какой ходила по улицам Мумбаи. Мне так нравилось нарушать запреты, быть свободной!
— Жизнь была тяжкой?
— Правильнее сказать — трудной. Так всегда бывает, когда ты не такая, как все.
— Тебе никогда не хотелось туда вернуться?
— Дня не было, чтобы я об этом не мечтала. И до сих пор мечтаю. Но раньше возвращение было бы для Дипака слишком рискованным.