Дипак крепко взялся за рукоятки моего кресла. Я должна была привыкнуть к мысли, что у меня больше нет ног, остались только руки, на них вся надежда. Это очень важно, и через считаные минуты Дипак наглядно мне это показал. Мы подняли миссис Коллинз на шестой этаж, а на седьмом я увидела, что Дипак плачет. Я взяла его за руку, как иногда делала в детстве, это получилось само собой, — наверное, сыграла роль разница в росте, которая теперь появилась вновь. Я сказала ему, что за этот день и так пролито много слез. Он вытер глаза и дал мне слово, что больше это не повторится. И когда мы приехали на мой этаж, он не стал толкать мое кресло, а остался стоять у своего полированного рычага. «То, что было в холле, произошло в последний раз, — предупредил он меня. — Вам не нужен ни я, ни кто-либо еще. Прошу вас, — он указал рукой на выход, — это лучшее, что я могу сейчас сделать».
Я сама выехала из лифта, Дипак помахал мне, и его уверенный спокойный взгляд дал мне понять, что я полноценная женщина. Никто больше не дотронется до рукояток моего кресла. До «14:50» притрагиваться к моей руке тоже было небезопасно, это разрешалось делать только Джулиусу и моему отцу.
После собрания у Грумлата Дипак развез жильцов по этажам. Он давно научился расшифровывать выражение их лиц. Леклеры, поднимавшиеся на седьмой этаж, смотрели на него сочувственно, лицо миссис Зелдофф выражало раскаяние, молчание Моррисона было не менее выразительным, чем смущение профессора.
Во входную дверь позвонили. Дипак попрощался с Бронштейном и поехал вниз.
Хлоя ждала отца в гостиной.
— Голос Моррисона все изменил, миссис Зелдофф весьма деликатно разъяснила ему, что он сумеет нажать на кнопку, даже будучи мертвецки пьяным.
— Эта лживая святоша загубила голосование?
— Леклеры тоже пошли на поводу у Грумлата. Если бы монтажный комплект еще только предстояло приобрести, то я бы всех их одолел. Но в сложившейся ситуации мне нечего было противопоставить их желанию обрести свободу.
— Свободу? — удивилась Хлоя. — Как им не стыдно!
— Стыд проиграл одышке: никому не хочется подниматься домой пешком.
— Никто даже не упрекнул Грумлата?
— Это было очень нелегко, но я добился выплаты Дипаку и Ривере годового жалованья. Для наших финансов это весьма чувствительно. Грумлат потребовал дополнительных взносов на эти незапланированные расходы. Лично я не знаю, где наскрести денег. Это не значит, что я посылаю тебя за деньгами к матери…
— Одним словом, бухгалтер испортил жизнь не только Дипаку и Ривере, но и нам. Потрясающе!
— Я бился как мог. Придется снова отправиться в лекционный тур. Как ни жаль мне оставлять тебя одну, выбора нет.