Я улыбнулся.
– А мне показалось, что ты оскорбил принцессу Кайнвин.
– Нет, господин, нет! – Он жалобно стиснул руки. – Никогда!
– Клянешься? – спросил я.
– Клянусь, господин! Христом Богом клянусь!
– Не знаю твоего бога, епископ, – сказал я, вдавливая острие Хьюэлбейна в его кадык. – Клянись на моем мече. Поцелуй его, и я тебе поверю.
Как же он разозлился! Прежде он меня недолюбливал, а теперь возненавидел по-настоящему, тем не менее прикоснулся губами к Хьюэлбейну и поцеловал сталь.
– Я не хотел оскорблять принцессу Кайнвин, – сказал он.
Я еще на миг задержал Хьюэлбейн у его губ, потом убрал меч. Сэнсам поднялся.
– Мне казалось, епископ, – сказал я, – что у тебя есть дело в Инис-Видрине – беречь святой терний.
Он отряхнул травинки с мокрых одеяний.
– Господь указал мне более высокое призвание.
– Какое же?
Глаза Сэнсама горели ненавистью, но страх был сильнее.
– Господь повелел мне находиться рядом с королем Ланселотом и своей милостью смягчил сердце принцессы Гвиневеры. Я надеюсь, она еще увидит свет Истины.
Я расхохотался.
– Она видит свет Изиды, епископ, и ты это отлично знаешь. И ненавидит тебя, гнида. Так чем ты ее подкупил?
– Подкупил?! – неискренне возмутился Сэнсам. – Да где мне подкупить принцессу! Я бедный служитель Божий, у меня ничего нет.
– Гад ты, Сэнсам, – сказал я, убирая Хьюэлбейн в ножны. – Грязь под моими подошвами. – Я сплюнул, чтобы отвратить порчу.
По всему выходило, что именно Сэнсам предложил окрестить Ланселота, дабы избавить его от унижения в храме Митры, но едва ли это одно могло примирить Гвиневеру с епископом и его религией. Он явно ей что-то дал или пообещал, хотя определенно не собирался признаваться в этом.
Я снова сплюнул. Сэнсам, сочтя мой плевок знаком, что разговор окончен, засеменил к городу.
– Приятное зрелище, – ехидно произнес один из друидов.
– А лорд Дерфель Кадарн, – подхватил другой, – редко радует людей приятными зрелищами.
Поймав мой взгляд, он кивнул и представился:
– Динас.
– А я – Лавайн, – добавил его спутник.
Оба были молодые, рослые, сложенные, как воины, оба с суровыми уверенными лицами. Длинные одежды сияли белизной, черные, тщательно расчесанные волосы свидетельствовали об аккуратности, которая, вкупе с их сдержанностью, немного пугала. Так же невозмутим бывал Саграмор. Артур – нет, мешала его природная живость, а вот Саграмор, как некоторые другие великие воины, в бою сохранял пугающее спокойствие. Я не боюсь шумных противников; самый опасный враг – хладнокровный. Именно такими были два друида. И еще бросалось в глаза их сходство. Я решил, что они братья.