Особое место среди путей познания занимал путь обогащения сущности. Прежде всего, потому что он не был, как два первых, естественным результатом восхождения расы и ее разума. Ведь выйти на него было невозможно ни путем совершенствования приспособлений, ни погружением в гармонию. Он был чем-то иным, чем-то искусственным, придуманным, изобретенным, как кушанье или лекарство, ибо не укладывался в суть, в общем, родственных друг другу первых двух. Причем никто из ищущих, посвященных и мудрейших так и не смог поведать нам, как он был открыт. Ответа на этот вопрос мы не нашли даже в скрижалях скрытого города. Отыскать его можно было, либо досконально изучив самые глубины сущности предметов и основ ее единства с их формой, либо благодаря какой-то невероятной случайности, возникшей при некоем чудовищном стечении множества событий, возможном лишь в просторах безбрежья и течении вечности. Но каким бы образом он ни был открыт, он, бесспорно, был гениальнейшим из открытий разума и, увы, самым бесчеловечным из них. Однако и он имел право называться путем познания, так как результатом своим также имел накопление мудрости, которая, хотя лишь с течением времен и очень опосредованно, тоже в конце концов становилась общим достоянием.
Необъятное разнообразие способов и средств познания вновь понеслось перед нами, как до этого – разнообразие материалов и форм жизни. И хотя все они были лишь вариантами двух изначальных, часто походили друг на друга, отличаясь порой лишь в деталях, являли собой настолько захватывающее зрелище, что от него невозможно было оторваться. Мы не переставали удивляться тому, сколько сил и самых разных средств затрачивалось на это. Достаточно сказать, что ради познания создавались целые рукотворные миры и их скопления, способные двигаться между светилами, а в покоренных мирах воссоздавалось обличье тех, из которых явились их покорители. Неспособные же к активному движению и творчеству опутывали огромные просторы безбрежья паутиной своей плоти или цепочками своих тел, покрытыми защитной коркой, способной противостоять стихиям пустоты. Отделяясь от основной массы, скопления плоти или даже отдельные тела также отправлялись в странствия по безбрежью или потусторонним лабиринтам, оседая в подходящих мирах и покоряя таким образом да́ли столь же успешно, как и те, кто бороздил их на кораблях. Словом, разум, когда-то робко зародившийся в бесцельно копошащейся массе не осознающих себя существ, обиталища которой были затеряны среди множества мертвых миров, разорвав оковы и разрушив стены, разлился по безбрежью неудержимыми волнами и потоками, впитываясь в его тайны и растворяя в себе его мудрость.