- И всё-таки счастье, что вы избежали крупных заносов по дороге! - заметил мистер Фламболл, прочувствованно покачав головой. - Вы ведь знаете: погода в последнее время на редкость капризна. В любой день может случиться метель, и тогда уж точно никуда нельзя будет выбраться.
Первое, что бросалось в глаза при взгляде на мистера Урбана Фламболла, - это его необыкновенные габариты. Недоброжелатели шутили, что если бы где-то в Берге сыскались достаточно крепкие весы, на которые можно было бы запихнуть толстяка, с тем чтобы они его выдержали, то на другую чашу этих же весов пришлось бы поместить по меньшей мере пятерых Флинтбери, чтобы конструкция уравновесилась. Нет смысла спорить: управляющего и в самом деле ни в коем разе нельзя было назвать карликом, хотя при более пристальном взгляде на него становилось ясно, что он не столько толст, сколько высок и широк в кости.
Добродушный, краснощёкий, всегда гладко выбритый, всегда одетый в неизменный светло-коричневый костюм он оставлял приятнейшее впечатление у любого своего нового знакомого. Единственное, что несколько портило впечатление, это густая тёмно-рыжая шевелюра, плотным коконом покрывающая верхнюю часть головы джентльмена. Её беспорядочные, напоминающие отдельные языки пламени пряди никак не подходили к прочим деталям внешности управляющего, и мне не раз доводилось слышать, как другие сравнивали эту поросль с пожаром в муравейнике или ещё чем-нибудь в этом духе.
- Я, конечно, не простил бы себе, первым делом не предложив вам ночлег и ужин. Но коль скоро вы сами настаиваете на немедленном осмотре... Что ж. Милости прошу!
Неуклюже улыбнувшись, Фламболл жестом пригласил своего начальника к главным воротам производственного корпуса, перед которыми оба они стояли. Не дожидаясь, пока люди вновь исчезнут из поля моего зрения, я снова выскочил в Лабиринт, скользнул в соседний его закуток и обратил взгляд к новому Окну.
На первом этаже фабрики, где располагался главный свечечно-фитильный цех, было как всегда шумно и людно. По периметру длинной стены шёл ряд из полутора десятков высоких зарешёченных окон. Окна специально были сделаны высокими, чтобы в дневное время через них проникало как можно больше света и сотрудникам в глубине зала не приходилось ломать глаза, работая в полутьме или при искусственном освещении. Сейчас, однако, был поздний вечер и под белёным потолком горела целая гирлянда керосиновых ламп, в одной из которых я и примостился, обозревая сверху помещение и всех в нём находящихся.
За длинными, расставленными вдоль обширного прямоугольного зала столами трудилось около полусотни мужчин, женщин и детей. Большинство стояли на ногах, хотя отдельным везунчикам посчастливилось занять сидячие места на грубо сколоченных деревянных скамьях. Каждый работник был занят на каком-то определённом производственном этапе, из раза в раз повторяя одинаковые действия. Кто-то готовил фитили для будущих свечек, опуская плетёный хлопковый шнур в ёмкости с жидким воском и пропуская его через охлаждающий барабан, чтобы шнур затвердел. Кто-то наматывал уже охлаждённый фитиль на катушки и передавал дальше к столу, где другие работники, в основном молодые девушки, нарезали фитили на отдельные более или менее короткие отрезки по размеру будущих изделий. Ещё одна партия устанавливала готовые фитили на специальные подвески, поочерёдно погружая их в чан с подогретым воском до тех пор, пока будущие свечи, с каждым разом становясь всё толще и круглее, не обретали в итоге нужную форму и диаметр. Следующая группа макала получившиеся заготовки сперва в котёл с подогретой краской, а затем в ёмкость с холодной водой, после чего подвешивала их сушиться. Наконец последняя бригада, состоящая преимущественно из детей и подростков помладше, сортировала уже готовые подсохшие свечи разных цветов и размеров по отдельным коробкам и относила на склад.