— Пепси, кто-то мог ненавидеть тебя настолько, чтобы захотеть убить?
— Смеёшься? Я ж безотказный и друг всем. Чтобы нажить себе таких врагов надо, наверно, что-то грандиозное совершить, сильно перейти кому-то дорогу. А я даже для твоего клуба не сгодился.
— Уже сгодился, — Генка торжественно положила свою ладонь ему на плечо. — Клянёшься ли ты, Пепси, хранить тайны Клуба отчаянных и благородных и не выдать их даже под страхом мучений и смерти?
— Ого, как серьёзно, — качнул он головой. — Ну, клянусь.
— Не «ну, клянусь», а клянусь.
— Клянусь.
— Клянёшься ли ты отстаивать его идеалы и стремление сделать этот мир лучше?
— Клянусь.
— Готов ли ты поступиться личным ради общего блага?
— Готов, — ответил он после небольшой заминки.
— Тогда ответственно и полномочно объявляю тебя членом Клуба отчаянных и благородных. Отныне и вовеки веков.
— Всё, я принят? — он словно ждал грома небесного или какого-то знака свыше.
В его случае это оказались подкладные судна, разлетевшиеся по пустому коридору со страшным грохотом. «Твою мать! — выругалась криворукая санитарка. — Хорошо хоть пустые».
— Вот теперь точно всё, — сказала Генка, выглядывая в коридор.
— А когда я буду посвящён во все эти страшные тайны клуба? — всё же относясь к этому больше как к шутке, чем всерьёз, спросил парень.
— Когда поправишься, конечно. А то выложу тебе все секреты, а ты возьмёшь и крякнешь. Буду жалеть, что столько слов произнесла зря. Давай, поправляйся!
Она похлопала его по ноге и кивнула Амону, открывшему один глаз.
— Удачи тебе с привидением, — сказал Пепси в след. — Прости, что так получилось.
— Мне не привыкать. Как всегда, всё придётся делать самой.
Ночной город светился огнями. Мигали неоновые вывески, ровными рядами горели уличные фонари. Где-то далеко громыхал последний трамвай.
Генка сняла с Амона рабочую упряжку, но команды гулять не было, и он послушно хромал рядом. Путь домой лежал через центральную площадь.
На расчерченном ровными квадратами плитки пространстве, окружённом со всех сторон зданиями, взмывал в ночное небо разноцветными струями фонтан. Когда-то на его пологом мраморном бортике можно было сидеть и даже лежать, опустив руку в прохладную воду, но потом эту огромную чашу огородили ажурной кованой решёткой. Какие бы красивости с подсветкой и танцующими струями не придумывали, они лишь радовали глаз и лишали посетителей самого главного — прелести живой воды. И несчастные люди в жару тянулись сквозь эти прутья, как умирающие от жажды к роднику.
Людей на площади не много, но есть. Шумная группа молодёжи, наряженная в зомби, несколько влюблённых парочек на разных скамейках. Старушка с маленькой лохматой собачкой, виляющей задом, словно её дёргают за ниточки как тряпичную куклу: ту-да, сю-да. Вряд ли Амон заинтересовался её вихляющим задом, но, бросив на Генку вопросительный взгляд, побежал его нюхать, повинуясь инстинктам.