– Ну, я надеялся, на осенний призыв, может, там найдутся водители с правами на легковушку, может, таксист какой попадется, – смутился Ахрамеев.
– Надежда – это хорошо, товарищ капитан, но пока не найдется замены, о назначении Сапарова забудь. А то сам знаешь, что начнется, мне климовские рапорта уже здесь, – и Сазонов выразительно постучал себя по загривку.
За месяц, что меня не было, в роте ничего не изменилось, разве что ребята из весеннего призыва стали уже походить на настоящих солдат. Деды со дня на день ожидали увольнения в запас, забили на все и ничего не делали, переложив все на плечи молодежи. Среди тех, кто служил уже два с половиной года, ходили неясные слухи, что их тоже отправят домой, но точно никто ничего не знал. Поэтому Женьку Судакова, штабного писаря, каждый вечер донимали расспросами, не узнал он что-нибудь новое по этому поводу.
Деды, конечно, напали с расспросами по поводу моих приключений и особенно ранения.
На что я отвечал словами известного фильма:
– Шел, упал, очнулся – гипс.
Конечно, когда я вечером снимал гимнастерку, все соседи глазели на мое правое плечо, где все еще багровел зарубцевавшийся шов. Выходное отверстие мне не было видно. Но в зеркале я его разглядывал с десяток раз. Там дела обстояли не хуже.
– На тебе все как на собаке заживает! – восхищалась Галина Михайловна в дивизионном медсанбате Алакуртти. – И вообще необычайно повезло, только ранение мягких тканей, ни один шов не разошелся. Дренаж на третий день уже можно снимать.
Однако хоть она так и говорила, но продержала у себя почти месяц.
Я даже на всякий случай написал пару писем домой, чтобы родители были в курсе. Но в подробности, конечно, не вдавался. Служба да служба, ничего особенного.
На третий день после возвращения в часть вечером в роте появился замполит полка майор Куницын. Его сопровождал наш ротный замполит младший лейтенант Табаков по кличке Махорка.
Мужик он был безобидный, но, как бы сказала Нона Мордюкова – не орел.
– Ефрейтор Сапаров, пройдемте в канцелярию, – сообщил он, обнаружив меня подшивающим подворотничок.
Накинув гимнастерку, я пошоркал тапочками вслед за ним.
Когда я зашел в канцелярию и, встав по стойке смирно, хотел доложить майору о прибытии, тот вскочив со стула, подошел ко мне и обнял.
– Ну, ты б… е… охуи…й молодец! – воскликнул он. – Настоящий б… п… вот, что значит потомственный воин, мать-перемать! Сын фронтовика – это вам не х… с изюмом. Такие ребята на амбразуры в войну бросались, с криком: «За Родину, за Сталина, всех на х… порвем!»
Снизив немного накал эмоций, он уселся на место и пригласил меня присесть за стол: