Несмотря на середину мая, солнце пригревало чувствительно. Мицкунас уселся на скамеечку в тени и подавал команды оттуда.
Мы же дружно шагали строевым шагом под его непрестанные вопли:
– Ногу тяните выше! Е… вашу мать.
Шел второй час издевательств, я уже боялся, что завтра придется набивать набойки на каблуки. Но тут вдруг в тенистой аллее появился офицер, он шел медленным шагом, слегка прихрамывая. Вначале он не обратил на нас внимания, но потом он обнаружил, что команды подаются непонятно откуда. Насторожившись, он прошел между кустами и вышел прямо на скамейку с развалившимся на ней сержантом.
И тут я услышал маты, нет, это были Маты! Офицер ругался самозабвенно, Мицкунас стоял перед ним с бледным видом. Если передать все это обычными словами, то он говорил примерно следующее:
– Ты… нехороший… пидорас… какого… тебя надо… доложишь Ахрамееву, чтобы он тебя… и высушил. Чтобы я такой… больше не видел. Ты… должен пример показывать, а ты…
– Это кто такой? – спросил я у соседа по шеренге.
– Замполит наш, майор Куницин, – вздохнул тот. – Сейчас он Роме пистон вставит, а тот потом на нас отыграется.
– И что, он так всегда ругается?
– Да ты что, разве это он ругается? Слышал бы, как он политзанятия проводит, там вообще полный п…ц…
– Что, прямо так на политзанятиях матерится?
– Конечно, он так и говорит, что без мата не было бы русского солдата. Что с одной МПЛ пехотинец выкопает окоп, а с помощью МПЛ и такой-то матери – два.
Но вот потоки брани из уст политработника иссякли. Он подошел к нам и доброжелательно глянул на наши лица.
– Устали, ребятки? – ласково спросил он.
Я ничего не успел сообразить, как мои товарищи дружно отрапортовали:
– Никак нет, товарищ майор, не устали!
– Вот и хорошо, товарищи бойцы, тяжело в ученье – легко в бою, как говорил Александр Васильевич Суворов.
«А точно ли это Суворов сказал?» – думал я, когда замполит тяжелой походкой направился к штабу.
– А если бы сказали, что устали? – успел еще спросить я, пока Мицкунас раскуривал сигарету.
– Да ты чего, тогда бы точно песец! – ужаснулся сосед. – До ужина пришлось бы маршировать.
Настроение после получения люлей у сержанта испортилось, наверно, поэтому всего через полчаса он закончил нашу муштру. И мы строевым шагом, правда без песен, направились в роту.
Куда в роте исчезли мои спутники, не знаю. Мне же Ромас вручил строевой устав:
– Учи, сынок, от корки до корки, завтра будем проверять на практике.
Он хотел еще что-то сказать, но тут к нам подошел кряжистый ефрейтор. Он потряс перед Мицкунасом сидором, в котором что-то брякало.