– Бедная Данси, – сказала темнокожая девушка, поднимаясь с Тирионом по лестнице. – У нее осталось две недели, чтобы заполучить к себе милорда, – иначе она проиграет свой черный жемчуг Мареи.
Тирион видел эту Марею пару раз – бледная, сдержанная, нежная. Зеленые глаза, фарфоровая кожа, длинные, прямые, серебристые волосы – очень красивая, но уж слишком серьезная.
– Мне будет жаль, если бедное дитя проиграет из-за меня.
– Ну так пойдите с ней в следующий раз.
– Может, и пойду.
– Я вам не верю, милорд, – улыбнулась Алаяйя.
«Да, она права. Пусть Шая всего лишь шлюха, я верен ей по-своему».
В башенке он, открыв шкаф, с любопытством взглянул на Алаяйю.
– А что ты делаешь, пока меня нет?
Она потянулась всем телом, как гибкая черная кошечка.
– Сплю. У меня стало куда больше отдыха, когда вы начали ходить к нам, милорд. Марея учит нас читать – может быть, скоро я смогу коротать время с книгой.
– Сон – это хорошо. А книги еще лучше. – Тирион чмокнул ее в щеку и спустился в подземный ход.
Выехав из конюшни на своем лысом мерине, он услышал плывущие над крышами звуки музыки. Приятно было, что люди еще способны петь посреди всей этой бойни и голода. Знакомые ноты напомнили ему Тишу – так она пела ему полжизни назад. Он остановился послушать. Мотив был не тот, а слов за дальностью он не разбирал. Нет, это другая песня – оно и понятно. Его милая Тиша лгала ему с начала и до конца – она была обыкновенная шлюха, нанятая его братом Джейме, чтобы сделать Тириона мужчиной.
«Теперь я освободился от нее, – думал он. – Полжизни она преследовала меня, но теперь я не нуждаюсь в ней больше – точно так же, как в Алаяйе, Данси, Марее и всех прочих, с которыми переспал за эти годы. Теперь у меня есть Шая. Шая».
Ворота ее дома были наглухо заперты. Тирион стучал, пока в них не открылся резной бронзовый глаз.
– Это я. – Человек, впустивший его, был одной из лучших находок Вариса – браавосский головорез с заячьей губой и бельмом на глазу. Тирион не желал, чтобы Шаю охраняли красивые молодые парни. «Подбери мне старых, безобразных, изуродованных, а всего лучше страдающих бессилием, – сказал он евнуху. – Таких, что предпочитают мальчиков – или овец, если на то пошло». Любителей овец Варис не нашел, зато сыскал евнуха-душителя и пару дурно пахнущих иббенийцев, любивших свои топоры не меньше, чем друг друга. Остальные, один другого страшнее, могли бы украсить любую тюрьму. Когда Варис провел их перед ним, Тирион испугался даже, не слишком ли далеко он зашел, но Шая не произнесла ни слова жалобы. Да и с чего бы? «На меня-то она не жалуется, а я страшнее всех ее стражников, вместе взятых. Может, она уже и не замечает чужого уродства».