Приехав в Петербург, Лукьянов сразу отправился на восьмую линию Васильевского острова, где последние годы проживал Поздняков. Дверь открыла невысокая худая женщина с бледным и мрачным лицом, оказавшаяся второй женой Виктора Сергеевича. Она с подозрением оглядела сыщика, но в квартиру впустила, придирчиво изучив удостоверение:
– Так ваш же сотрудник летом приезжал, все записал. А теперь и спрашивать некого: умер мой изверг. Отмучилась я.
– Умер! Когда же?
– В июле.
– И что он рассказал моему сотруднику?
– А вы не знаете?
– Дело в том, что сотрудник оказался нерадивым и не предоставил отчета, а сам уволился. Вот и приходится по второму разу проверять. Вы уж простите, ради бога.
– Так и я не знаю. Они за закрытой дверью беседовали, меня не посвящали. Мое дело маленькое – принеси, подай, пошла вон.
– А от чего умер Виктор Сергеевич?
– От старости. Ему семьдесят девять исполнилось. Ну, и сердце слабое, конечно. А лечиться не хотел: никаких таблеток. Боялся, что отравлю.
– А с головой у него как было?
– С головой? Да псих он последний! Всю жизнь таким был. Параноик. А так… Все помнил, обо всем рассуждал. Чуть что – молчи, дура, понимала б чего! Так он со мной разговаривал. Спасибо, ослабел к старости, а раньше-то и руку на меня поднимал. Чтоб ему на том свете черти накостыляли столько, сколько он нам с сыночком тумаков отвесил за всю жизнь.
– Да, похоже, тяжело вам пришлось. Сочувствую.
– А когда женихались, уж такой Мёд Сахарович был. Я и разомлела, дура. Влюбилась. И то сказать: взрослый человек, уважаемый, обеспеченный. На двадцать лет меня старше. А я – девчонка глупая, провинциальная. Училище медицинское окончила, замуж выскочила, развелась. Ни кола, ни двора, ребенок на руках. А тут он… Квартира, машина! Цветы, рестораны! Ну, и согласилась. А потом началось: не так взглянула, не туда села. Все любовниками меня попрекал – какие любовники? Откуда им взяться? Сначала трепетала от любви к нему, потом от страха. И сына-то моего изуродовал. От него я рожать не стала – ума хватило.
– А что с вашим сыном?
– Что-что… Наркотики, известно, что. Бьюсь-бьюсь, а все без толку.
– Да, это горе. Значит, говорите, в июле Виктор Сергеевич скончался?
– Ну да, как ваш человек с ним поговорил, так он совсем с катушек слетел. Нервный такой стал, дерганый. Приступы через день. Потом тот еще звонил мужу. Не знаю уж, о чем говорили, только мой аж побелел весь. «Скорую» пришлось вызывать. Оклемался, начал писать что-то. Напишет и разорвет в клочки. А потом велел мне письмо отправить. Ну, я снесла, в ящик кинула. На московский адрес письмо.