Тамбовцев и Ларионов переглянулись. Разговор явно свернул куда-то не туда. Если Никитку действительно пристрелили свои же, то видать, в этой реальности ему не суждено было стучать ботинком по трибуне ООН и выращивать кукурузу в Заполярье. Специально же «множить на ноль» Хрущева было так же бессмысленно, как гоняться за отдельно взятым комаром, убийство которого ничего не изменит. Бурлящие низы тут же вытолкнут ему на смену такого же, и как бы новый Никишка не оказался хуже старого. А на того, кто придет ему на смену, никаких ориентировок нет. И пойдет эта сволочь в самые верхи партии, и вот тогда держитесь все – никому мало не покажется.
Сталин посмотрел на озадаченные лица пришельцев из будущего и махнул рукой.
– А, ладно, – сказал он, – туда ему и дорога.
Потом все снова выпили и прислушались к себе. Все же хорошо красное грузинское вино, которое ничуть не туманит ум, делая мысли четкими и прозрачными.
12 мая 1918 года, вечер. Петроград, Сергиевская улица, дом 83, квартира Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус
В этот тихий майский воскресный вечер на квартире у Мережковского и Гиппиус снова собралась компания, которую частью в шутку, частью всерьез называли «Поэтической Государственной думой». Сегодня, кроме самих супругов, там были: Дмитрий Философов, Владимир Злобин, Анна Ахматова, Александр Блок и Федор Сологуб. Всех присутствующих объединяло то, что они действительно являлись поэтами и литераторами первой величины, и то, что все они восторженно приняли Февральскую революцию и резко отрицательно Октябрьскую, причем в обоих ее видах – как ту, что была в нашей истории, так и ту, которая произошла с помощью пришельцев из будущего.
Впрочем, если кого и можно было назвать человеком, чуждым всей этой компании – так это Анну Ахматову. Настроения у нее были все же несколько иные, чем у задававших здесь тон Мережковского и Гиппиус. Но у кого искать поддержки интеллигентной женщине, если ее муж предал все их личные идеалы и пошел на службу к большевикам! Добил Анну Андреевну младший брат Виктор, который, будучи офицером на Черноморском флоте, продолжил службу и после того, как контроль над ним установили питерские большевики под руководством небезызвестного товарища Османова.
Взгляды в этой среде были преимущественно проэсеровские. Сначала героем-властителем политических дум этой поэтической компании был объявлен Александр Керенский, потом наступило разочарование[9], и его место занял идейно близкий Гиппиус Борис Савинков, которого готовили на место революционного диктатора после провала Корниловского путча. С Савинковым и прочими эсерами Мережковский и Гиппиус сблизились еще двенадцать лет назад, когда два года провели в Париже в так называемой добровольной эмиграции. Позже Зинаида Гиппиус писала: «