Мысли о хлебе насущном не давали прогрессивной массе увлечь за собой голодающую. Но все же люди выживали за счёт сердобольных, кто подавал нищим. Люди ели крыс, мышей, воробьев, костную муку, кору деревьев. Возникали случаи каннибализма из-за конфискации провианта, зерна, сала, картофеля и даже кожаных изделий, которые люди отваривая, могли съесть.
Конвой на железнодорожных станциях не допускал к зерну, гниющему под открытым небом, умирающих с голоду людей. За кражу социалистической собственности приговаривали к смертной казни, даже матерей за принесённую с поля горсть зерна голодным детям.
Умерших от голода, ежедневно вывозили в братские могилы, собирая по улицам селений и городов.
Потап в те годы был одним из тех детишек, которые ранней весной не носились по полям и садам, не ходили в школу, потому что не было сил двигаться. Он сидел у забора со сложенными в калачик опухшими от голода ногами, любовался цветущим абрикосом, и мечтал о крошке хлеба. Лозунг, висевший в сельской школе, «Спасибо за счастливое детство товарищу Сталину!» был всего лишь бездушным слоганом.
Многие матери, спасая от голода своих детей, в отчаянии подбрасывали их в проходившие мимо грузовые поезда, чтобы власти накормили. Сироты слонялись по дорогам, попрошайничали, на ходу падали от голода, не дождавшись помощи от властей. Но мать Потапа из последних сил старалась отыскать еду, не желая расставаться со смыслом её жизни, детьми.
С годами смертность убыла, и то лишь по причине прироста населения за счёт запрета на аборты.
Страшное время было давно позади, но привычка запасаться хлебом у Потапа исчезнет только вместе с ним.
Голод тошнотой подступил к горлу и с каждым часом барьер повышался. Мозг отказался трудиться без подпитки. «Пора перекусить», – уж много раз вторило подсознание. Стопка тетрадей слишком медленно таяла.
Эксперт открыл слева от себя шкафчик, заглянул внутрь, переставил пустые баночки и обнаружил в углу сухарик. Он поднёс хрустящий к носу, вдохнул аромат и, насладившись хлебным духом, надкусил корочку крепкими, как у здорового жеребца, зубами. Хруст оглушил, слюна рекой хлынула к божественной еде, и вмиг растворила хлеб. Рецепторы взорвались сладким, кислым и горьким вкусом, перемешались, и в мозг пошла информация о ржаном хлебе. Для голодного это были сладостные минуты, когда во рту таяли крошки ржаного хлеба. Смакуя, он догрыз сухарик и снова окунулся с головой в тетради.
До сих пор он не нашёл ни одного совпадения по почерку. Это радовало только в одном, что среди учеников преступник не нашёлся, и огорчало в другом, что расследование возможно пошло не тем путём. Бросить проверку тетрадей и пустить работу в другое русло Потап не мог физически. Педантизм играл не последнюю роль и часто тормозил процесс расследования. Усердие мешало остановиться на полпути, потому что прежде следовало подтвердить вывод, а потом переходить к новому этапу. Глаза слезились от сильного напряжения при использовании оптики. Он потёр их, снова прошёлся по кабинету, выглянул в окно, в котором виднелись сумерки. Стая птиц покинула парк и его окружила ночная тишина. Голод слегка утих и, не глядя на усталость и спустившуюся ночь, старший лейтенант продолжил графологическую экспертизу.