– Гонишь, Андрей Васильевич? – мотнул головой дядька.
– Нет, Пахом, не гоню. Просто второго тебя у меня нет. Так что, управишься?
– Куды денешься, коли припекло? Схожу, узнаю, куда скотину нашу отогнали. Как бы не потерялась без присмотра. Семку и Варлама зараз заберу. Пусть пасут покамест.
Сборы холопов – минутное дело. Своего добра у них нет, а хозяйское без особого приказа не тронут. Сказано: отправляйтесь – ноги в руки, и пошли. За два часа до полудня, подкрепившись напоследок вместе с князем за одним столом, Пахом с оставшимися новонабранными холопами отправился в долгий путь домой. Расставаться с дядькой было и жалко, и легко. Жалко – потому что на него можно полностью положиться, с ним можно всегда посоветоваться. Легко – потому что на ворожбу хозяина воспитатель смотрел очень неодобрительно. Пахом же был в этом времени одним из немногих людей, чьим мнением Андрей дорожил.
Когда стадо, погоняемое верховыми пастухами, скрылось в направлении Волги, Зверев вернулся в юрту, велел Илье и Изольду встать у входа, а сам уже в который раз сотворил заговор на разгон облаков. Затем откинулся на свое ложе и закрыл глаза. Теперь ему следовало расслабиться, избавиться от земных мыслей и забот, забыть про тело, выпустить из этого живого, дышащего узилища душу, воспарить над миром – и увидеть его не телесным, а внутренним взором.
Труднее всего было с боком – ушиб продолжал саднить, тянуть, чесаться, никак не давая разделить две человеческие сущности. Однако Зверев все же поймал момент, когда боль ненадолго отступила, усилием воли отрешился от всего, заставив остановиться мысли и чувства, – и раскрылся, расширился на пространство, не ограниченное ничем, кроме его желаний.
Он увидел сверху не тело – он увидел сразу весь воинский лагерь, стоящий на Царском лугу, увидел город, крепость на его краю, увидел сливающиеся реки и кустарник на непроходимых топях за Казанкой и Арским полем. Среди всего этого серо-черного одноцветного мира люди и животные выделялись яркими огоньками. Животные светились красным светом, люди имели ясный желтый оттенок, иногда окруженный все той же красной аурой. Огоньки постоянно перемещались, сближались, расходились, некоторые плавно угасали, сползая в мир серых теней, но смысла в этой суете отсюда, с созерцательной высоты, понять было невозможно – как непонятен смысл копошения насекомых на склоне лесного муравейника.
Андрей очень надеялся, что сможет отличить ведьмино племя от людей, но оказался не прав. На стене между двумя башнями появились точно такие же желтые с красной аурой огоньки, привлекшие внимание чародея лишь тем, что их было шесть, и они стояли плотной группой, вроде бы ничего не делая. Спустившись ниже, Зверев заметил, что от них как будто исходит некий слабый дымок, возносящийся к небесам. Воздействие же колдовства было столь сильным, что обретало вещественность, цвет и объем.