Снова зазвонил телефон.
Калев снял трубку.
– Да.
– Доктор Калев? Это Жанна Романова из спонсорского комитета центрального региона, – голос женщины был на удивление басовитым.
– Добрый вечер, Жанна.
– Мы получили весьма прискорбное сообщение о несчастном случае с одним из докторов.
– Да, все верно, – Калев говорил крайне безучастно.
– Мы все надеемся, что несчастный случай не потревожил душевное состояние кого-либо из пациентов, – последнее слово было произнесено с большим ударением.
Калев лишь вздохнул.
– Сами понимаете, – продолжала Жанна, – очередной скандал с участием пациентов полностью разрушит репутацию лечебницы.
Калев сильнее сжал трубку. Мысли его были везде: с Йокиным, с Ниной, со спонсорами, с медицинской комиссией по расследованию, со своим положением.
– Мы все надеемся на Вашу профессиональную компетенцию, Ян.
– Я понимаю, – пробубнил Калев.
И он, действительно, понимал. Он знал, что должен сделать. Он составит отчет, где не будут фигурировать ни имя Нины Эстер, ни Илоны, ни Остапа. Он сохранит репутацию лечебницы, чтобы тысячи других поломанных душ нашли здесь спасение. А Нина будет по-прежнему тем небольшим процентом в ежегодном отчете о движении пациентов. Ее имя навсегда впечатают в графу «стойкая ремиссия», откуда будет лишь единственный выход – графа «летальный исход». Остается лишь надеяться, что до того времени, он сможет вести над ней контроль.
Глаза снова выловили за стеклом стеллажа черные буквы «Пока у больного есть дыхание, есть и надежда».
Калев тяжело вздохнул. Глаза заблестели влагой. Губы прошептали:
– Прости меня, Нина…
***
Ощущения были отвратительными. Голову распирало от острой боли, свет резал глаза, конечности пребывали в такой слабости, что было невозможно даже сжать кулак. Большая доза транквилизатора явственно напоминала о себе. Глаза смогли уловить блеск металла. Дрожащая рука с трудом дотянулась до утки. Эти движения уже были автоматическими после тяжелого отходняка. Нина рывком подтянула утку, свесилась с кровати и тотчас же ее вырвало. Живот сжался так, что казался размером с орех. Но после рвоты самочувствие улучшилось. Хотя бы исчез раздражающий ком в горле.
Нина откинулась назад. Тело ломило, глаза слезились от яркого света. Нина силой заставила мозг вырваться из пут насильственного сна. Она почти сразу узнала помещение. Облупленный потолок, стены обитые войлоком, узкая жесткая скрипучая кушетка, унитаз напротив и толстая металлическая дверь, какая бывает только в одном месте – карцер. В технологическом описании здания три единственных в лечебнице карцера фигурировали в качестве подсобных помещений. Лечебница просто не могла признать наличие у себя подобного рода комнат. Это один из стандартных секретов любой психиатрической лечебницы.